– В чём-то ты права. Но когда мы обычные и каждый день перед глазами, к этому привыкаешь. Нас всегда боялись, Дара. А мы поддерживали образ монстров, чтобы не сближаться. Может, в этом и была наша главная ошибка. Мой отец часто говорил: в сущностях важна не наружность, а содержание. Но я плохо слушал его тогда. Они были необычной парой – мой отец и мать. Она – иномирянка, человек. Он – первородный кровочмак. А я – уникальный плод любви. Что я тогда знал и понимал в этом? Жаль, нельзя повернуть время вспять и снова послушать их наставления. Но память кровочмаков хранит многое. Нам она дана очень сильная, почти исключительная. Нужно только суметь извлечь забытое из запылённых глубин души.
Он так божественно красив, что хочется плакать от восторга. Теперь я понимаю фанатов. Или тех, кто роняет слёзы, глядя на произведения искусства, слушая музыку. Айбин как раз тот, что достоин и поклонения, и слёз.
– Ты как Пуфик, – всхлипываю я и снова хочу прикоснуться к кровочмаку. Но в этот раз он не сопротивляется, а сам протягивает руку. Я беру его ладонь осторожно. Всматриваюсь, как переливается радужная кожа.
– Это мерцатели похожи на нас. Они наши тэмы – животные-талисманы. Раньше рядом с каждым кровочмаком находился радужный зверёк. Они и подчиняются нам, и предупреждают об опасности. И способны совершать кое-какие маленькие чудеса и подвиги. Это связь живого Зеосса с ходячими мертвецами-кровочмаками.
– Неправда, – возражаю. – Ну, какой же ты мертвец, если тёплый? И вообще… Какое-то неправильное определение, обидное.
– Ты привыкла, Дара, – мягко журит меня Айбин, – на самом деле, мы опасны и непредсказуемы. И мне бы не хотелось, чтобы ты и ко всем другим представителям моего рода относилась с такой доверчивостью и открытостью, как ко мне и Гаю. Это опасно. Геллан не раз предупреждал тебя об этом.
Геллан. Он молчит. Только держит меня за руку. Я поднимаю на него глаза. Сердится? Нет. Поражён? Наверное. Судя по всему, он тоже видит впервые кровочмака в истинной ипостаси.
– Гай… – неожиданно подаёт он голос. – Ты радужный, а он призрачно-белый. И светится в ночи.
– Он ещё маленький. Поэтому его легко прятать и выдавать за человеческого ребёнка. Пока ещё неопасно. Позже, подрастая, появятся и у него радужные разводы, которые с годами будут только становиться ярче и насыщеннее. Чем старше кровочмак, тем больше похож на разноцветную текущую воду. Мы не стареем. Остаёмся застывшими после того, как достигаем зрелости. И только вот эти радужные разводы, скорость их перетекания, могут выдать возраст. Для тех, кто знает.
– Как много мы о тебе не знаем, – бормочу я, поглаживая его ладонь.
– Не обо мне. О кровочмаках, – мягко отнимает он руку. – А теперь… вы бы не могли уйти, Дара? И увести с собой Нотту? – наверное, у меня выражение лица ошалелое, поэтому Айбин поясняет со вздохом: – Очень хочется в воду. Как Гай. Стихия несёт в себе энергию, а уж если мы отказались от крови, энергию жизни нужно где-то пополнять. А ещё очень хочется побыть немного в истинном облике. Как ты понимаешь, дальше этой пещеры мне не выйти именно таким.
Мы отворачиваемся с Ноттой. Певица, не дожидаясь нас, почти бежит к выходу – так стремительна её поступь. Геллан заполучил свой плащ назад, а меня так и подмывает посмотреть на обнажённого Айболита. Незнакомого Айбина. Непривычного ослепительного красавца.
Геллан снова сжимает мою руку. Ну, что такое? Я опять что-то не то сделала? Вон, и губы у него сжаты в линию. Может, опять не то брякнула или подумала? Но я быстро забываю о непонятном для меня жесте. Я думаю о том, что не хочу больше видеть жалкую нескладную фигурку. Я хочу, чтобы больше никто и никогда не издевался ни над Айбином, ни над Гаем, ни другими кровочмаками. Чтобы они могли жить свободно, как раньше, и никто – никто не смел бы их ни обижать, ни унижать.
Глава 41. Вторая жертва
Геллан
Рассвет они встретили в пути. Двигались быстро: лошади отдохнули, люди повеселели. Мила окрепла так, что, казалось, нет никакого проклятья, нет тайной болезни, что подтачивает её силы.
За эти короткие, но счастливые сутки Геллан почти смог принять себя нового. Никуда не делись шрамы с души и тела. По-прежнему тупо ныло искорёженное когда-то солнечными камнями бедро. Не выпрямились изувеченные пальцы. Висело унылым полотнищем правое крыло. Но с многочисленными шрамами с лица словно отвалилась маска, что душила его многие годы. Он мог уже не прятаться, но по привычке натягивал капюшон поглубже. А в душе рождалась робкая надежда: он не потерян, не отвергнут навсегда. И, может быть, однажды…
Геллан боялся произносить эти слова. Чтобы не спугнуть, не замусолить, не превратить в навязчивую мысль. Пусть зреет, а он будет мечтать. Говорят, мечты похожи на белых птиц, что однажды спускаются с неба и садятся на плечи. И тогда они становятся реальностью. Сбываются.
Грёзы не мешали ему зорко смотреть по сторонам и замечать мелочи. Вот почему-то заволновалась Леванна Джи. Оглядывалась тревожно. Останавливалась. Прикладывала ухо к земле и сжимала плотно губы.