Вверху над миром

Гроув включил джаз и растянулся во весь рост на полу. Она вошла и, поскольку он не поднялся, постояла минуту, а затем села в кресло у двери, где звуки музыки не так оглушали. Когда последний удар тарелок возвестил о конце композиции, он встал и выключил магнитофон.

— Иногда я люблю слушать на полной громкости, чтоб даже в ушах болело, — сказал он ей.

— Вы сказали, что в доме никого нет, — начала она. — Но там кто-то есть. Я только что видела его.

— Где? — спросил он, уставившись на нее. В голове у нее промелькнула мысль, что, возможно, он испугался.

— В самом конце колоннады. Он ушел в кусты.

— Внизу у генератора дежурит ночной сторож. Наверное, поднялся за чем-нибудь.

— Это было так неожиданно, — сказала она, схватившись рукой за сердце. — Естественно, я вся на иголках.

— Да, — ясно было, что думает он совсем о другом. — Конечно. — Затем, резко повернувшись к ней: — Если волнуетесь о докторе, право же, не стоит.

Она взглянула на него, едва не расплакавшись.

— Разумеется, я волнуюсь! — воскликнула она.

— Но вы сглупите, — он поднял руку, — если отправитесь с ним завтра в путь, как бы он себя ни чувствовал.

— Я — за то, чтобы вызывать вашего врача сейчас же, — она была уверена, что справится с этим врачом: тот даст ей разрешение, и Тейлор сможет уехать. — Неужели он так плох?

— Ну, не очень хорош, поверьте.

— По крайней мере, он — врач, — укоризненно сказала она.

— Не хотите еще выпить? Давайте выйдем и займемся ужином. Пока будем готовить, сможем поговорить.

Пока он вел ее через темную столовую, она говорила себе, что как только они войдут в дверь кладовой, она должна вести себя так, будто видит все впервые. На полпути через кладовую она спросила:

— Это ведь старый флигель?

Он не слушал:

— В леднике есть немного манго и папай, их нужно порезать.

Когда вошли в кухню, она подняла глаза на балки свода.

Гроув набрал воды в одну большую и одну маленькую кастрюлю, поставил их на плиту и зажег газовые горелки.

— Вот мы и установили прямой контакт, — сказал он еле слышно. Пока нагревалась вода, она помогала ему нарезать фрукты на большом центральном столе. Затем прислонилась к раковине и стала наблюдать как он открывает консервные банки и пакеты, а затем молча помешивает на огне соус.

— Думаете, Лючита уехала навсегда? — спросила она. Он удивленно поднял глаза:

— Почему это я должен так думать? Она ведь не сбежала.

— Почему вы не женитесь на ней, Гроув? — тихо сказала она.

— Вы серьезно? — он перестал на миг помешивать, поняв, что она не шутит. — Вы же ее видели, — сказал он, высыпая пачку спагетти в котелок с кипящей водой.

— Да женитесь вы ради Бога! Что вас смущает? Повернувшись к небольшой посудине, он поднял руку и вылил немного соуса из ложки обратно в кастрюлю, внимательно наблюдая, как тот стекает.

— В этой стране, — медленно проговорил он, давать непрошеные советы можно с таким же успехом, как и произносить политические речи. В обоих случаях вас никто не станет слушать.

Она выбросила сигарету в раковину у себя за спиной.

— Что ж, могу вас заверить, вы никогда не обретете счастье, пока не начнете делать то, что считаете правильным. Такова жизнь, как ни крути.

— Такова жизнь! — недоверчиво воскликнул он. — И какова же она? Да, какова ее суть? — он помешивал соус. — Суть в том, кто будет убирать дерьмо.

— Не понимаю, о чем вы, — сказала она враждебно.

— Надо выполнить работу. Если вы не хотите ее выполнять, вам нужно заставить кого-то другого. Вот какова она, жизнь. Или вам не нравится это слышать?

Она помедлила:

— Не понимаю. Вы кажетесь зрелым мужчиной. Я хочу сказать, вам пора уже все это перерасти. Будь вы лет на десять моложе, это не было бы так… странно, — она бы с удовольствием сказала «омерзительно», поскольку именно так себя и чувствовала, но не хотела сознательно идти на разрыв: она должна остаться с ним и доказать, хотя бы самой себе, что не боится его. Отвернувшись, чтобы он не увидел отвращения, которое, как она знала, читалось у нее на лице, Дэй наконец сказала: — Но разве это в итоге не надоедает? Вся эта вражда из года в год — сплошная ненависть? Как вам удается поддерживать интерес?

— Жизнь все скрашивает. Вам не стоит об этом волноваться.

Она пожала плечами:

— Да, это не мое дело.

— Лишь полнейший кретин станет рассказывать о своих неприятностях женщине, — внезапно сказал он с горечью.

— Неприятностях? — она разглядывала его, закуривая новую сигарету. — У вас неприятности?

Лицо его помрачнело: он внимательнее присмотрелся к соусу.

— Да, у меня неприятности, — вначале он произнес это слово наобум, но сейчас, похоже, обдумывал его значение.

Она взглянула на него и поверила ему.

— Извините, — сказала она. — Но, как бы там ни было, я чувствую, что вы справитесь. Нужно лишь принять решение.

Похоже, он напрягся:

— В каком смысле?

— Я хочу сказать: решительно их преодолеть.

Он повернулся к ней лицом, и она с ледяной оторопью обнаружила, что последние пару секунд глаза его были закрыты — и по-прежнему оставались закрытыми. Раскрыв их, он также открыл рот, а затем хохотнул, напомнив щенка, пытающегося залаять.