Громко он стал читать 45-й псалом Давидов: «Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех, обретших ны зело. Сего ради не убоимся, всегда смущается земля и прелагаются горы в сердца морская…» И без перевода ясно, какая мощь и вера заключались в сих словах.
Войска медленно сошлись. Из татарских рядов выехал огромный богатырь Темир-Мурза, которого именовали еще Челубеем. Он вызывал русских воинов на поединок.
Перекрестясь, ему навстречу выехал инок Александр Пересвет. Против закованного в доспехи рослого Челубея он выглядел совсем не грозно.
«Велик Бог христианский, — воскликнул Пересвет, — и велика крепость Его!» Они поскакали навстречу один другому и так крепко ударились, что оба пали на землю замертво.
Затрубили ратные трубы, битва началась. Князь Димитрий в одежде простого воина бился в первых рядах. Свою великокняжескую одежду он отдал боярину Брейку. То, что князь бьется на равных со всеми, воодушевляло русичей.
Битва была такой, что земля тряслась, пыль заслоняла солнце, кровь текла ручьями к рекам Непрядве и Дону, окрашивала воду, шла к морю вестником гибели людей.
Еще рано утром, когда тяжелый туман заслонял видимость, большой отряд воевод Боброка Волынца и Владимира Андреевича Серпуховского переместился в дубовую рощу и укрылся в засаде. На вершины деревьев вскарабкались наблюдатели. Еорестно сообщали они о том, что татары теснят наших, что нигде не видно князя Димитрия. Что трупов людей и лошадей целые горы.
— Бояре! — кричали воины. — Что мы медлим? Доколе глядеть на гибель братьев?
В. К. Сазонов. «Дмитрий Донской на Куликовом поле». 1824
Но опытные воеводы удерживали воинов. Уже несколько часов шла сеча. И уже татары стали считать себя победителями, совсем оттеснили они русичей к берегу Дона, как из дубового леса, будто ураган, вихрь возмездия, вылетела лавина конников.
«Горе, горе нам! — закричали ордынцы. — Русские перехитрили нас: мы измучены в битве, а эти сильные и многочисленные обрушились на нас».
Татары дрогнули и побежали. Отступали вплоть до Красного холма (сейчас здесь памятник Куликовской битве), где был шатер Мамая. Но не смогли и здесь зацепиться, бежали дальше. Бежал и Мамай. Уносился прочь аж до Черноморского побережья Крыма. Там и был убит. Место могилы неизвестно. Занесло ее пылью, выросла на ней крапива.
«Дмитрий Донской, получивший рану в битве с Мамаем на Куликовом поле». Гравюра. XIX в. Автор неизвестен
Именно за эту битву, бывшую на поле Куликовом, меж реками Непрядвой и Доном, получил князь Московский знаменитое имя Димитрия Донского.
Тяжело раненного, в изрубленных доспехах, еле живого нашли его под березой. Владимир Андреевич, вернувшийся из погони, сказал:
— С нами Бог и Крестная сила. Мы победили.
Они стали объезжать поле, оплакивать павших. Много десятков одних только бояр полегло за землю Русскую, а ратников, а ополченцев несметное множество.
Димитрий приказал войскам отдать последние почести павшим. Тела бояр повезли хоронить в их города. Тело Александра Пересвета в дубовой колоде отправили в Старо-Симонов монастырь Москвы.
«Дон-река три дня кровью текла, — говорят летописи об этой битве, — а павших хоронили восемь дней».
Солнце сияло в ту осень как весеннее. Стояли радостные, золотые дни, когда русское войско возвращалось в Москву. Но вначале остановились в Троице-Сергиевой Лавре. Отслужили благодарственный молебен. Там Димитрий узнал, что во время битвы братия монастыря пребывала в молитве, все время служились панихиды по погибшим. Преподобный Сергий, прозревая битву своим духом, называл имена погибших в ту минуту, когда они падали на поле Куликовом, за триста верст от Лавры.
Защита Москвы от орд Тохтамыша. Средневековая миниатюра