Ввысь

Из-за этих мыслей я почувствовала себя ужасной подругой. Закрыла ее глаз, выбралась из кабины и вытерла руки о комбинезон.

Йорген кивнул в сторону машины.

— Все для костра в багажнике.

Я спустилась с помощью светолинии, он последовал за мной. В багажнике лежали дрова и машинное масло, что меня удивило: я ожидала увидеть уголь. Йорген действительно богат, раз смог достать дерево. Мы забрались обратно к истребителю, а потом с помощью светолинии подняли дрова и начали укладывать их в кабину, брусок за бруском.

— Так поступали наши предки, — сказал Йорген за работой. — Сжигали корабль в океанских водах.

Я кивнула. Какого же он невысокого мнения о моем образовании, если считает, что мне это неизвестно. Разумеется, никто из нас никогда не видел океан. На Детрите их нет.

Я облила маслом дрова и тело и отошла назад. Йорген подал зажигалку. Я подожгла прутик и бросила его в кабину.

Яростно взметнувшееся пламя застало меня врасплох, на лбу выступил пот. Мы оба отступили назад, а потом и вовсе забрались на более высокий валун.

По традиции мы отдали честь пламени.

— Возвращайся к звездам. — Йорген произнес слова, которые обычно говорит офицер. — Плыви с миром, воин.

Это была лишь часть надгробной речи, но и этого достаточно. Мы сели на камни, чтобы, согласно традиции, наблюдать за костром, пока он не погаснет. Я потерла значок Рвоты, вернув ему былой блеск.

— Я не непокорный, — сказал Йорген.

— Что? Я думала, ты вырос в глубоких пещерах.

— Я имею в виду, я Непокорный — я из пещер Непокорных. Но непокорным я себя не чувствую. Понятия не имею, как быть таким, как ты. Или Рвота. Для меня все распланировали еще в детстве. Как мне следовать всем этим великим речам — не покоряться ни креллам, ни судьбе, — если во всем, что я делаю, нужно соблюдать по семь правил?

— Зато тебе полагались летные уроки и гарантированное поступление в АОН. По крайней мере, ты можешь летать.

Он пожал плечами.

— Полгода.

— Что, прости?

— Вот сколько времени у меня будет после выпуска, Штопор. Меня засунули в класс Кобба, потому что он считается самым безопасным для курсантов. И когда мы выпустимся, мне дадут полетать всего полгода. Этого опыта в качестве пилота достаточно, чтобы заработать уважение в обществе, а потом семья отзовет меня из АОН.

— Они это могут?

— Да. Скорее всего, сделают так, чтобы все выглядело как отставка по семейным обстоятельствам — мне придется занять должность в правительстве раньше, чем ожидалось. И остаток жизни я просижу на совещаниях, где буду вести дела с АОН от имени отца.

— И ты… больше никогда не сможешь летать?

— Думаю, смогу иногда, забавы ради. Но это никогда не сравнится с боем на настоящем истребителе. Как радоваться этим развлекательным полетам — редким, заранее распланированным, под охраной, — когда у меня было нечто несравненно большее? — Он посмотрел в небо. — Отец всегда волновался, что мне слишком нравится летать. Если честно, во время уроков — еще до летной школы — я думал, что пара крыльев поможет избежать его судьбы. Но я не непокорный. Я поступлю так, как от меня ждут.

Я тихонько хмыкнула.

— Что?

— Твоего отца никто не называет трусом, но… ты все равно живешь в его тени.

Каким-то образом Йорген увяз так же глубоко, как и я. Все его богатство не могло купить ему свободу.

Мы вместе смотрели, как потихоньку гаснут угли костра. Небо темнело — тускнели древние световые люки. Мы поделились парой воспоминаний о Рвоте, хотя оба пропустили ее еженощные выходки с едой и слышали о них только от товарищей.

— Она была как я, — наконец сказала я, когда костер почти погас и опустилась ночь. — Последнее время даже больше, чем я сама.

Йорген не стал меня расспрашивать и просто кивнул. В его глазах отразились угли. В их слабом мерцании по его физиономии больше не хотелось вмазать. Может, оттого, что я могла прочитать эмоции, скрывающиеся за этой маской властной безупречности.

Когда костер совсем догорел, мы встали и снова отдали честь. Йорген спустился к машине, сказав, что ему нужно связаться с семьей. Я стояла на скале и смотрела на след от крушения Рвоты.

Винила ли я ее за то, что она зря загубила свою жизнь? Или уважала, потому что она была готова заплатить любую цену, лишь бы ее не заклеймили трусихой? Могут ли эти два чувства уживаться в одном человеке?

«У нее и правда почти получилось», — подумала я, отметив неподалеку практически неповрежденное крыло. Дальше виднелась оторванная задняя часть фюзеляжа.

Вместе с ускорителем.

Меня осенило: пройдут недели, прежде чем кто-нибудь прилетит сюда, чтобы забрать с места крушения все ценное. И даже если заинтересуются пропажей ускорителя, то, скорее всего, решат, что его оторвало после попадания из деструктора.

Если бы я могла как-нибудь дотащить его до своей пещеры…

Это не мародерство. Скад, да Рвота сама попросила бы меня забрать ускоритель. Она бы хотела, чтобы я летала и сражалась. Но как его дотащить? Ускоритель на порядок тяжелее, чем я могу поднять…

Я бросила взгляд на Йоргена в автомобиле. Осмелюсь ли?

А есть ли у меня выбор? Когда мы выгружали дрова, я заметила в багажнике пару цепей…