Вы его видели, но не заметили

И в Господа я не верил. Сложно верить, что тебя где-то ждет мир из белоснежных перин, когда ты ночуешь на небольшом пятачке размерами метр на метр, находящемся между стеной и железной будкой, которая в случае аварии тебя и погубит.

Раньше я был религиозен, ходил в церковь, причащался. Сейчас же я бы не отказался от бесплатного глотка вина. Как-то раз я зашел в церковь неподалеку от моего перехода, но мне не понравилось. Все было не так, как когда в молодости вместе с теткой я посещал дом Господний. Будучи одетый опрятно, в клепаных штанах и пальто из английской шерсти я ловил на себе благосклонные взгляды прихожан. Но в последний мой визит на мне была надета куртка с затертыми рукавами, выглядевшая сильно грязной даже после стирки. Тогда молящиеся смотрели на меня искоса. Я знал, что они не могли открыто выражать недовольство, ведь находились в месте, где провозглашалась терпимость к самым жалким из нас. Но я все равно чувствовал на себе их презрительные взгляды. Тогда-то я бросил это дело, перестал мешать честолюбцам и дальше верить в свою искреннюю набожность.

Когда толпа поредела, а в шапке перестали позвякивать падающие монеты, я поднялся, спрятал деньги в кожаный кошель на завязках и перебежал дорогу к соседнему выходу.

Этот переход, хоть и соседствовал с тем, где я ночевал, все же отличался. Цветом плитки, яркостью лампочек, шириной прохода. Главным и по-настоящему важным для меня отличием была находящаяся здесь кофе-точка, в которой спешащие в соседствующие с переходом высокие здания из стекла и бетона офисные клерки покупали напитки. Сдачу-мелочовку, остававшуюся после оплаты, они чаще всего бросали в стоящую рядом с кассой баночку с надписью «На мечту».

С моим появлением в переходе претворение мечты в жизнь менеджера по приготовлению кофе стало идти медленнее. Обычно я становился в паре метров от кофейни и ждал с зажатой в руках шапкой. Самое хлебное время приходилось на утро – с восьми до девяти часов. Раньше никто не приезжал, а те, кто выходил из метро позже, чаще всего бежали в офис, ведь опаздывали и потому обходились без бодрящих напитков.

– Все, старик, сворачивай лавку, вроде уже все прошли, – после того как толпа офисного планктона рассосалась, из-за прилавка, ко мне на встречу, вышел Кофеварка.

Кофеваркой я звал Валю. Он же называл себя баристой, а его сменщик – менеджером по приготовлению кофе. Что означало «бариста», я так и не запомнил, хотя он несколько раз пытался донести до меня сакральный смысл этого слова.

– Сегодня негусто, – я пересчитал брошенные деньги от офисных клерков и тяжело вздохнул. – В ум не возьму, неужто ли людям так сложно сдачу мне ссыпать? Так гляди и за день прилично наберется.

– Большинство рассчитывается карточками. Пора бы и тебе завести терминал.

– Не пори ерунды. Все ваш интернет поганый виноват. Скоро и вовсе денег не останется. Представляешь, я в магазине видел, как они жрачку пластмассками оплачивают. Телефонами этими. И часами. Часами! Я Богом клянусь! Видел, как часами расплачиваются.

– Это «Эпл Пэй».

– Пей что?

– Не пей, а «ЭПЛ ПЭЙ». «Пэй» в переводе с английского означает «платить». То есть мобильная система на айос-устройствах для оплаты покупок с помощью технологии «кью шесть». Хотя сейчас и на андроидах есть такая. Мой «гэлакси» ее поддерживает. Полезная вещь, кстати!

– Да иди ты в жопу, Валя! Хрен ведь разберешь, что ты говоришь. Лучше сигаретой угости. И кофе. И вообще, задумайся о дикции. Набирай камни в рот и читай вслух. Поможет.

Как часто случалось, он демонстративно закатил глаза, но все же протянул мне пачку «Палл-малла».

– А «Винстона» нет? Хотя один черт, в последнее время никакой разницы не чувствую.

Горький аромат наполнил мой рот, а за ним и легкие. Проглотив дым, я зашелся кашлем. Раздражение в горле, которое я испытывал по утрам, утихло с первой же сигаретой.

– Не возражаешь? – и, не дожидаясь ответа парнишки, я вынул из его пачки еще две сигареты и спрятал их за ухо. Случалось и так, что курево не попадалось целыми днями. И если летом на остановках можно было собрать окурки, распотрошить и слепить из них полноценную сигарету, то зимой повторить такой трюк у меня не было ни единого шанса.

Пока Валя варил кофе, я изучал терминал. Небольшой серый прямоугольник, совершенно безобидный с первого взгляда, в действительности стал моим злейшим врагом. После оплаты картой у офисных работников не оставалось сдачи, а значит, и в шапке у такого, как я, не прибавлялось денег.

– Фу! Отойдите, пожалуйста!

– Извиняюсь, дамочка.

– Почему этот бомж всегда крутится возле твоей лавки? – прошептала Вале остановившаяся фифа с разноцветными волосами. – Хочешь, я наряд вызову? Его быстро упакуют.

Все верно, бомж. Обычно так ко мне и обращаются. «Фу…», «Бомжара…», «Эй, ты…» Или опускают обращение и сразу переходят к сути разговора. Хотя разговором это вряд ли можно назвать. Они возмущаются, а я стараюсь исчезнуть. Меня обсуждают, осуждают, наставляют. Но со мной не разговаривают.