Вы его видели, но не заметили

Правда, тех, кто сбегал, обычно отлавливали и возвращали. В городе таких Черташинок и секторов было много, и каждым из них заведовал свой Магистр. Магистры между собой связь держали и, если замечали сбежавшего, «палили» должника и доносили о нем. Как итог, беглец возвращался на отработку к своему Магистру, но с возросшим долгом и сроком службы.

– Так хочешь на счетчик? – повторил Магистр.

– Наверное, хочет. Чего ж молчит-то тогда? – помощник начальника рассмеялся и стал подзадоривать меня.

– Конечно, не хочу. Я принесу все. В понедельник. Обязательно. Слышишь? Принесу.

Но Магистр меня уже не слушал. Убрав одну книгу учета, он переключился на другую, значительно толще. Я помялся еще немного возле его стола, а потом направился к выходу. У дверей Магистр меня окликнул.

– Тебя, кстати, Алексеевич разыскивает. Заезжал на той неделе. Говорит, заколебался тебя искать. Солидный такой, в костюме. Петушился перед бабами, пока меня ждал. Но я тебя не сдал, – и, постучав по столу карандашом, направил его в мою сторону: – Не принесешь бабки, расскажу ему, где ты ночуешь. Не знаю, что у вас там за терки, но сдам тебя и не пожалею.

Переборов желание возразить, я поспешил к выходу. Разговор с Магистром испортил мне настроение. Желание сбросить на его голову тяжелый камень снова захватило меня целиком. Да пошел он куда подальше со своим долгом! Пасусь в этом переходе, а плачу, как за парковку торгового центра, и только от Кофеварки хоть какие-то деньги получаю. Все же с карточками сейчас, мелочи в кармане не сыщешь. И где брать бабки на налог?

Распрощавшись с мужиками, я неспешно зашагал в сторону Тимирязевской. Я плелся дольше обычного, прежде чем увидел знакомый знак метрополитена. Завидев его, я прибавил шагу – мне не терпелось поскорее оказаться за генератором и уснуть. Но стоило ступить на лестницу, как до моих ушей донесся чей-то пронзительный смех. Исходил он именно из той части перехода, где я ночевал.

Наблюдая из-за угла за источником шума, я насчитал с дюжину человек. Все высокие, рослые, так громко гоготали, словно от этого зависел их авторитет. Как назло, они расположились рядом с моим генератором. Кто-то подпрыгивал на досках с колесиками, остальные, преимущественно парни, держали в руках жестяные банки и смеялись.

Идти к своему укрытию у них на глазах я не рискнул. Осенью я уже нарвался на схожую компанию, после чего несколько недель приходил в себя. Видимо, от избиения бездомного они испытывали особое удовольствие, какое не получали от бухла и таблеток. Беспомощным я себя не считал, но против целой банды предпринять ничего не мог. Тяжело вздохнув, я поплелся обратно.

Минуя вход в метро, я невольно задержал взгляд на охраннике по ту сторону двери. Он неспешно расхаживал вдоль турникетов, прихрамывая на одну ногу. Заметив, что я его разглядываю, он остановился. В его глазах читалась жалость. В ответ на мои мысли он лишь пожал плечами, словно говоря: «Прости, старик, но пустить не могу. Правила, ты ведь знаешь».

А я и не просился. Однажды я прокатился в метрошное депо, где провел ночь. Одна из худших ночей в моей жизни. Мало того что было холодно и не хватало кислорода, так на утро меня выдворили оттуда пинками.

На случай, когда я не мог переночевать за теплогенератором, у меня было припасено несколько запасных вариантов. Первым делом я проверил задний вход, ведущий на подземную парковку в одном из высотных офисных зданий. Но он был заперт. Ломиться через центральную проходную мне не хватило бы духа.

Вторая попытка увенчалась успехом. В начале зимы я приметил подъезд одной убогонькой хрущевки неподалеку. Дыра, ведущая в подвал, вырезанная специально для дворовых котов, со временем расширилась настолько, что в нее мог пролезть человек моего телосложения. Жильцы неоднократно жаловались в районное управление, но дыру так никто и не залатал, чему я был искренне рад.

Идя вдоль дома и высматривая нужный подъезд, я невольно заглядывал в окна. Меня распирало от интереса, как живут те, кто может в любую минуту окунуть ноги в теплую воду, для кого холодная и горячая пища была не вопросом благосклонности фортуны, а лишь выбора.

Я остановился перед одним из горящих окон. Шторы были задернуты не полностью, отчего я мог рассмотреть «содержимое». Кухня. Девочка лет десяти сидела за столом и, обхватив руками голову, читала книгу, скорее всего, учебник. И хоть в ее распоряжении имелось все электричество мира, она работала под тусклым светом торшера, который еле-еле освещал тетрадь и страницы книги. Остальная часть комнаты была погружена во мрак.

Зашла мать, невысокая полная женщина в выцветшем халате. Она поставила перед дочерью миску с супом, но та, качая головой, отодвинула ее. Женщина недовольно вскинула руки и убрала ужин в холодильник. Выдав порцию нотаций, она удалилась. Следом за ней поспешила и девочка.