Вы хотели войны? Вы ее получите!

Ивану удалось, проявив нечеловеческую изворотливость, пролезть в приоткрытое окно. Он ступил на узенький подоконник, спрыгнул вниз, сразу же бросился к лифту, еще надеясь поймать врагов и свершить скорый и беспощадный суд.

Холеный и Эд тем временем спустились на первый этаж и, выйдя из подъезда, смешались с толпой, собравшейся у поверженного альпиниста.

– Блин, куда же второй делся?

Холеный озадаченно глянул вверх. Эд тоже вслед за ним задрал голову, глуповато улыбнулся:

– Не мог же он улететь, как птица.

Иван в этот момент уже яростно давил кнопку лифта.

– Вот эту версию боссу расскажешь, – мрачно заметил Холеный. – Ну, все, разбегаемся…

– Ага, – согласился Эд. – А то еще в свидетели запишут.

* * *

Иван выскочил из лифта, как камень из пращи, растолкал любопытных. Но злодеев и след простыл. Кроме милиции, подъехала и «Скорая помощь» Санитары упаковали тело в черный мешок, положили на носилки.

– Прости, Василий… – тихо сказал Иван.

Даже если б не сказал, спецовка промальпа выдала его. Перед Иваном вырос молодой мужчина в сером костюме.

– Я – следователь межрайонной прокуратуры Борисов. Погибший был вашим напарником?

– Да.

– Назовите его имя.

– Василий Смеянов.

– А ваша фамилия, имя, отчество? – продолжал спрашивать Борисов.

– Родин Иван Родионович.

– Как вы думаете, Иван Родионович, это несчастный случай, или ему помогли выпасть? – заинтересованно, со смыслом глянул Борисов.

– Я ничего не знаю… – ответил Родин, не испытывая никакого желания в эту минуту продолжать разговор. В душе клокотало и кипело, он глаза в глаза видел врага – и не смог отомстить. Он уже отвык от внезапных смертей, которые беспощадно, без предупреждения, преподносила война. И вот судьба грубо, за плечи, развернула его в жестокую реальность: только что Васька, чудило, душа-парень, бабник и веселый раздолбай, втихаря от него попивавший на крыше пиво, превратился в кровавую лепешку.

– А почему оборвались оба троса?

«Этот следак, как мыло», – подумал Родин.

– Я повторяю, я ничего не знаю. Вещи и документы Василия – на крыше.

– Да, оперативники уже работают там, – кивнул Борисов, что-то хотел еще спросить, но Родин тут же пресек это.

– Все. Оставьте меня в покое.

Яд вырвал с ошметками душу и швырнул в преисподнюю

Поздним вечером Родину позвонили по телефону. Он вздрогнул от неожиданности, и первой была мысль, что это – Васька, как обычно, согласовать время выхода на смену. Он сидел перед мерцающим экраном телевизора и не видел, что там происходило. День, чернее ночи, заканчивался, стихал шум транспорта, где-то вдали пьяные голоса с азартом и чувством исполняли «и бойцу на дальнем Пограничном от Катюши передай привет». Иван вспомнил, что сегодня был День пограничника.

– Слушаю вас…

Это была Эмма Благородова. Иван внутренне сжался. В эти сутки его решили добить до конца, размазать по стенам, обвинить в том, что он, собака и сволочь, до сих пор живой. Телефон – лучшее средство для уничтожения человека.

– Простите меня, ради бога, что я вас сгоряча обвинила, что вы дали моим детям наркотики, – после паузы глухо произнесла Благородова. – По моему поручению провели проверку, и люди подтвердили, что вы, на самом деле, как приехали, сразу вызвали «Скорую помощь».

– Ну, слава богу, – сдержанно ответил Иван, не зная, что ему еще придется выслушать в полуночное время.

* * *

Роскошная квартира депутата Госдумы Эммы Благородовой поражала изобилием зеркал. Причудливой формы, старинные, в подернутой патиной рамах, венецианские, греческие, в стиле модерн, привезенные из дальних странствий, – они висели не только в ванной комнате, коридорах, спальной, но и в зале. Она обожала это одно самых старинных изобретений цивилизации, позволявшее раздвинуть стены и без того огромного ее дома, и – все время видеть и оценивать себя со стороны – неблекнущую, сильную, удачливую женщину. Но сейчас серебро любимых зеркал было задрапировано черным материалом и отражало тьму.

Эмма находилась в этот час в кабинете: единственном месте, где не было зеркал, которые мешали бы сосредоточиться над решением государственных дел. Она сидела, сжавшись, в углу огромного, как слон, дивана, будто пыталась спрятаться от сжигающей беды. Чтобы не завыть в безумстве, она открыла большой семейный фотоальбом. Сейчас такие заводят все реже, предпочитая электронную память слайдов. Эмма отрешенно перебирала страницы. Вот они, ее малыши-голыши, детки-погодки, с любимыми игрушками. Круглые глазенки с интересом изучают окружающий мир, и мама в нем – целая вселенная. Погремушки сменяются сабельками и куклами, «лазерными автоматами», электронными машинками, говорящими игрушками… Снимки на отдыхе, когда дети чуть подросли: весь курортный мир на фотографиях – Канары, Италия, Эмираты, Испания, Маврикия, Америка…

– Скажите, Иван, вы знали, что Кристина и Глеб употребляли наркотики? – она выговорила это с трудом, будто мрачный чужой человек сказал это за нее.

Нет ничего хуже, чем убеждать, зная, что тебе все равно не поверят.