Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя

– «Ричард… да, я ненавидела, но и любила его – точнее, ту его версию, которая не пила. Он был гениален, остроумен; как бы странно это ни звучало, я знала, что буду скучать по его компании. Кроме того, я волновалась за детей, которым бы пришлось остаться наедине с Ричардом, с учетом его пьянства и его характера. Так что я бы добивалась того, чтобы они остались со мной – а поскольку он работал целыми днями, часто задерживаясь на ужинах вне дома, он бы согласился. И сама мысль о том, что он так легко отделается, была мне отвратительна».

Рита снова облизывает палец, чтобы перевернуть страницу, но листы слипаются, и ей удается отделить одну страницу от остальных не с первой попытки.

– «Однажды, в приступе смелости, я сказала ему, что ухожу. Это была правда, Майрон, а не пустая угроза. Я решила, что с меня хватит. Я сказала ему, и Ричард посмотрел на меня, поначалу удивившись, как мне кажется. Но потом на его лице появилась улыбка – самая злобная улыбка из всех, что я видела, и он медленно, четко сказал голосом, который я могу описать разве что как рычание: «Если ты уйдешь, ты не получишь ничего. Дети не получат ничего. Так что милости прошу, Рита. Уходи!» А потом он рассмеялся, и в его смехе было столько яда, и я четко поняла, что это была глупая затея. Я поняла, что останусь. Но чтобы остаться, чтобы жить так, я врала себе самыми разными способами. Я говорила себе, что это прекратится. Что Ричард перестанет пить. И иногда так и было – по крайней мере, на какое-то время. Но потом я находила его тайники, бутылки, выглядывающие из-за книг по юриспруденции на полках, завернутые в одеяла на шкафах детей. И мы возвращались в ад.

Я представляю, о чем ты сейчас думаешь. Что я ищу оправдания. Что я изображаю из себя жертву. Это правда. Но еще я много думала о том, как человек может быть одним или другим – в одно и то же время. Я думала о том, как сильно любила своих детей, несмотря на то, что позволяла с ними делать; как Ричард, думаю, тоже их любил. Я думала о том, как он может издеваться над нами – и одновременно любить нас, смеяться и помогать детям с домашними заданиями, тренировать их перед играми Младшей Лиги и давать им мудрые советы во время ссор с друзьями. Я думала о том, как Ричард говорил, что изменится, как он хотел измениться и как не менялся – по крайней мере, ненадолго. Как, несмотря на это, ничего из того, что он говорил, не было ложью.

Когда я, наконец, ушла, Ричард плакал. Я никогда раньше не видела его слез. Он умолял меня остаться. Но я видела, что мои дети – уже подростки или почти подростки – обратились к наркотикам и самовредительству, желая умереть, как и я. Мой сын чуть не умер от передозировки – и что-то щелкнуло во мне; я сказала: «Хватит». Ничто – ни бедность, ни отказ от рисования, ни страх остаться одной до конца жизни – ничто не смогло остановить меня от того, чтобы забрать детей и уехать. На следующее утро после того, как я сказала Ричарду, что ухожу, я сняла деньги с нашего банковского счета, устроилась на работу и сняла двухкомнатную квартиру (одна комната для меня и дочери, другая – для мальчиков). И мы уехали.

Но было слишком поздно. Дети были в раздрае. Они ненавидели меня и, что странно, хотели вернуться к Ричарду. Когда мы ушли, Ричард стал вести себя лучше, чем когда бы то ни было, и поддерживал их финансово. Он мог появиться в колледже дочери и накормить ее и ее друзей дорогим обедом. И вскоре дети стали вспоминать его иначе – особенно младшие, которые скучали по играм с ним. Младшие умоляли остаться с ним. А я чувствовала себя виноватой за то, что ушла. Я сомневалась. Было ли это правильным решением?»

Рита останавливается.

– Погодите, – говорит она мне, – я потеряла нужное место.

Она переворачивает несколько страниц, потом находит и продолжает.

– «И так, Майрон, – читает она, – в конце концов дети полностью вычеркнули меня из своей жизни. После моего второго развода они говорили, что совершенно меня не уважают. Они поддерживали связь с Ричардом, и он посылал им деньги, но когда он умер, его вторая жена каким-то образом получила все его деньги – и дети разозлились. Они были просто в ярости! Внезапно они более четко вспомнили, что он делал с ним, но они злились не только на него. Они по-прежнему злились на меня – за то, что я это допустила. Они перестали со мной общаться, и я слышала о них только тогда, когда они были в беде. Моя дочь была в абьюзивных отношениях, и ей нужны были деньги, чтобы уйти, но она не рассказала мне никаких подробностей. «Просто пришли мне денег», сказала она, и я так и сделала. Я отправила ей деньги, чтобы она могла снять квартиру и купить еды. Конечно же, она не ушла; насколько я знаю, она все еще с тем же мужчиной. Потом моему сыну нужны были деньги на реабилитационный центр, но он не позволил мне навестить его».

Рита бросает взгляд на часы.

– Я заканчиваю, – говорит она.

Я киваю.