Вы любите пиццу?

Одри сдалась. Она решила увидеть Альдо хотя бы еще раз, чтобы убедиться, так ли уж он похож на заполнивший ее воображение образ. Девушка думала, что, посмотрев на Альдо в привычной для него обстановке – в грязи и грубой реальности, она раз и навсегда избавится от миража. А когда мисс Фаррингтон принимала решение, се уже невозможно было отговорить. И она тут же перешла к действиям. Это случилось во время ленча, когда трое путешественников собрались за столом.

– Прошу прощения, что хочу изменить намеченную программу, – заявила Одри, когда принесли десерт. – Но я устала от Генуи.

Миссис Рестон даже опустила на стол ложку со сливками, которую собиралась поднести к губам, и холодно осведомилась:

– Что это значит?

– Только то, что я хочу уехать из этого города.

– А почему?

– Потому что мне здесь скучно.

– Но, послушайте, ведь Алан тут.

Мисс Фаррингтон едва не призналась, что присутствие жениха не только не развеивает ее скуку, а нагоняет еще большую, но вовремя прикусила язык.

– На самом деле, Одри, что все это значит? – продолжала настаивать миссис Рестон.

– Только то, что я вам сказала, не больше.

– И все-таки, дорогая моя, вы не можете не признать, что такое поведение выглядит странным?

– Мама, прошу вас! – попытался остановить ее Алан.

– Оставь меня в покое, необходимо наконец поставить все точки над i. Вам, кажется, не по вкусу наше общество, Одри? Уже в Кадиксе вы позволили себе совершенно неприличную выходку. Я не особенно разбираюсь в нравах современных девушек, но в мое время, если уж нам выпадало редкое счастье путешествовать вместе с женихом, мы почти не расставались. Вы же, напротив, явно избегаете моего сына. В основном бродите где-то одна! Что это значит, я вас спрашиваю? Увидеть вас можно разве что за едой. Правда, тут ничего не скажешь – приходите вовремя. Согласитесь, однако, что мы с Аланом имели право ожидать иного отношения с вашей стороны?

Одри колебалась, не зная, стоит ли воспользоваться случаем и разорвать помолвку. Достаточно дать волю раздражению – и конец. Но она подумала о родителях, а кроме того, сочла недостойным возвращать Алану слово, не объяснившись окончательно.

– Занятия в этом году были так изнурительны, что мне, видимо, необходимо одиночество, отдых и движение…

– Если вы полагаете, что путешествие из Лондона в Геную – это сидение на месте, то что же вам тогда нужно?

– Повторяю вам, в Генуе мне не так нравится, как в Риме или Флоренции.

Алан, до сих пор почти не принимавший участия в разговоре, решил вмешаться:

– Вам хотелось бы поехать в Рим или во Флоренцию, Одри?

– Нет, в Неаполь.

Эйлин испустила вопль ужаса.

– Вы теряете голову, дорогая моя? В Неаполь? В это отвратительное гнездо порока? И как только подобная мысль могла возникнуть у вас?

– Просто я считаю, что невозможно по-настоящему узнать Италию, не побывав в Неаполе.

Алан попытался ее урезонить.

– Вам уже тысячу раз повторяли, Неаполь – позор этой страны. Одри, такое место не для вас. Чтобы доставить вам удовольствие, я согласен сопровождать вас во Флоренцию или в Рим, хотя мои здешние занятия…

Мать сухо оборвала его.

– Нет, Алан, ваша работа слишком важна, чтобы жертвовать ею ради каприза!

Мисс Фаррингтон почувствовала, что ее охватывает гнев, и, во избежание скандала, заставила себя изобразить смирение.

– Хорошо, не будем больше об этом.

И, не прощаясь, девушка вышла из-за стола.

Константино Гарацци всю жизнь проработал сапожником на вико Канале в лавке, унаследованной от отца. Он пользовался всеобщим уважением, и никто даже не подозревал, что Гарацци хоть как-то связан с Синьори. Жил он как и все соседи, и ни одна живая душа не знала, что старик уже отложил кругленькую сумму, готовясь в подходящий момент продать лавку и уехать на Сицилию, где родилась его жена, чтобы вести там спокойное существование рантье. Константино закрыл лавку и мирно покуривал «Унита», когда в ставень легонько постучали.

– Кто там?

– Марио… Марио Гарофани.

– А, это ты!

Сапожник приоткрыл дверь.

– Ну входи побыстрее…

Марио проскользнул в комнату с низким потолком, пропахшую кожей и смолой. При свете керосинки, сидя на стуле, вязала женщина.

– Добрый вечер, синьора Гарацци, – приветствовал ее Марио.

– Добрый вечер, синьор Гарофани.

Сапожник остановил этот обмен любезностями.

– По-моему, тебе пора спать, Пасьянца. Нам с Марио надо поговорить.

Женщина беспрекословно встала, собрала работу, кивнула обоим мужчинам и удалилась в темный, как зимняя ночь, коридор. Сапожник подождал, пока она закроет дверь.

– Садись, Марио. Почему ты не пришел раньше?

– Из-за всех этих несчастий я…

– Значит, то, о чем все болтают, правда?

– Э… да, бедняга Рокко погиб…

– Плевать мне на Рокко! Они передали брильянты? Да говори же скорее, да или нет?

– Нет.

– Клянусь кровью Христовой! Где же они?

– Кто может знать… те, кто убил Рокко и ранил Альдо, украли брильянты!

– И Господь допустил, чтоб ты сыграл со мной такую шутку, Марио?

– Я? Да я же ничего не сделал!