Вы. Мы. Они. Истории из обычной необычной жизни

Услышав человеческую беседу, гигант, приветливо улыбаясь, поднялся на ноги.

– Hello, my friend, – начал я разговор с поваром, улыбаясь в ответ.

– Бубу – хуту!

– Это просто полный трындец, если не сказать хуже! – застонал хозяин пальмы. – Как мы будем общаться с этим примудком? Как вообще кто-то может понять, что за ахинею он несет? Вчера целый день пытались объясниться – ничего. Только жесты. И то не очень понятные. Тупиковая ситуация от слова совсем. Может, он хочет нас съесть? Спросите его еще что-нибудь. Пожалуйста. Вдруг сознается на другом языке? Он хочет нас съесть или нет? Он же не зря сказал, что повар. Вы видели его зубы? Цвет раковины в ванной. Это он на белых отточил?

– Вигейц («Как дела»)? – решил я попробовать на всякий случай на идише.

– Бурундук, – прилетела обратка. Ответ был принят. Легче ни мне, ни Васе от этого не стало.

Вообще-то картина начинала напоминать колониальную ситуацию конца девятнадцатого века в отечественном представлении. Парню лишь не хватало в руке копья, мне – на голове пробкового шлема, а между нами – сумки с бусами в обмен на алмазы, бивни и ручного тигра. Между тем афроафриканец, понимая, что имеет дело с безмозглыми носорогами из местных джунглей, решил повторить все сначала, добавив еще пару-тройку новых компонентов:

– Бубу-Бурундук-Хуту-Нкурунзиза-Па-Бон-Бужумбура-Тутси-Па-Бон-Комарад-Гуд.

«Объяснил – и сразу стало все понятно», – подумал я.

Действительно, поразмыслив над услышанным, история беженца вырисовывалась следующим образом. Василий Константинович внимательно меня слушал, а симпатяга повар кивал в такт моему рассказу, распознавая знакомые слова.

– Его зовут Бубу, и он из бывшей бельгийской колонии – Руанды. Сейчас – Бурунди. Бурундуки (местные жители) с удовольствием вернулись бы обратно в колонию, но поезд ушел. Демократия. Там два племени: хуту и тутси. Какое-то время назад к власти путем очередного переворота пришло вот это слово: «Нкурунзиза». К тому же нового президента зовут Пьер. Как Безухова. Пьер Нкурунзиза. Собственно, почему я все это и запомнил. По-моему, он – тутс. Много – это тутси. Один наверняка – тутс. Так вот, последнее время тутси истребляют хуту. Бубу – хут. Или хуту. Там гражданская война и тихий ужас. Нынешний президент на выборах при явке в семьдесят шесть процентов набрал девяносто два. И так три срока подряд. Вот оттуда и бегут все. Наш пацан должен наверняка петрить по-французски еще и с руандуёвым акцентом.

– Бубу, tu parles français? – спросил я первого знакомого хуту в моей жизни.

Французский этого парня был весьма своеобразным, но через полчаса я зачем-то знал, из какой он деревни, что он второй брат из восьми детей, что он не женат, и что у него есть домашнее задание – перевезти в Канны или Антиб весь негритянский кишлак. Желательно с коровами. Козы прибудут по надобности. Стать обладателем столь детальной информации относительно жития мистера Бубу, вступая в беседу, я даже не предполагал. Обогащенный знаниями, я отправился наконец отдыхать в отведенную мне комнату…

Сиеста – гениальное изобретение человечества.

…А вечером меня спас этикет.

Мы ужинали на очаровательной террасе на крыше дома, купленного на честно украденные из бюджета деньги, с прекрасным видом на море. Вася вскрыл для меня бутылку «местного пойла» (Cheval Blanc 1978 года), налил себе «нормального вискаря», Зине-корзине – коньячку, и мы приступили к трапезе. Супруга Василия подавала на стол и одновременно в очередной раз обучала Бубу жарить приготовленные им африканские полуфабрикаты русских котлет на очень красивом гриле, который чем-то напоминал пианино. Деревенский парень относился к адской машине с нескрываемой опаской. На закуску к коньяку предлагались селедка с картошечкой, салат оливье с мясом покойного краба и маринованные белые грибы.

– Чего не едите, Александр? – задала вопрос хозяйка дома. – Все свежее.

– Видите ли, Зинаида Владимировна, по этикету гостям не положено начинать есть предложенные блюда до того момента, пока их не попробует хозяйка.

– Херня какая-то, Александр. Это еще почему?

– Дело в том, что поданное блюдо может гостям не понравиться. Они попробуют и из вежливости промолчат. Хозяйка пробует первой. И если что-то не так, испробованное забирается со стола, сохраняя гостям хорошее настроение и чистый желудок.

– Зинка, деревня! Ты че, не знала? – язвительно заметил Вася, изящно вынимая указательным пальцем нечто, застрявшее в районе зуба мудрости.

Появились долгожданные котлеты, и хозяйка окончательно уселась за стол.

– Жри теперь первой, – пожелал супруге приятного аппетита глава семьи. – Стошнит – скажешь. Вернее, увидим.

Согласно вновь обретенному этикету, мы уставились на единственную даму за столом. Зина расчленила котлету, громко подула на нее сложенными в трубочку губами, закрыла глаза и откусила. Мы, как завороженные, смотрели на уничтожение мясного продукта мирной женщиной. Неожиданно Зинино лицо скривилось, и в память о проглоченной части русского гамбургера мы услышали: