Вы замужем за психопатом? (сборник)

Он смотрит на меня недоуменно. Затем выключает кофеварку-эспрессо, садится на место с недовольным видом. Я думаю: «Карина, если после твоих слов он опять погрузится в свою газету, ты встанешь и уйдешь». Когда Луи открывает раздел «Искусство и театр», я выбегаю в спальню. Я выдергиваю из-под одеяла смятые трусики и лифчик, подобранные под цвет постельного белья, выхватываю из кучи нестираной одежды, устилающей пол, свой свитер и джинсы. Я думаю: как тридцатишестилетний мужчина, зарабатывающий на жизнь тем, что расхваливает разборные кухонные и разноразмерные ящики, оборудованные сепараторами, может не знать о таком изобретении, как плетеная корзина, в которую сбрасывают перед сном грязное белье? А потом понимаю: это очередной обман с его стороны, очередной! Вот и все.

Я в спешке одеваюсь и перед зеркалом закалываю волосы. Тут в двери появляется Луи:

– Карин, ты что?

Я стягиваю волосы резинкой.

– А ты вспомни лучше историю с зубным. У нас с тобой разные пути. Довольно, с меня хватит.

Он подходит ближе и садится на край постели. Натянутая на матрац простыня сползает: он старательно поправляет ее.

– Просто я терпеть не могу, когда меня хотят захомутать, вот и все.

Я запихиваю ночную рубашку и косметичку в свою сумку-мешок. В ней лежит чистая одежда, та, в которую я бы переоделась, будь все хорошо, чему, впрочем, как я понимаю, не суждено было случиться.

– Я тебя хочу захомутать? Но вот теперь радуйся, я ухожу.

– Так это конец?

Я не в состоянии ответить на этот вопрос. Чтобы дать ему шанс спасти положение, я начинаю делать вид, что роюсь в сумке в поисках неведомого предмета. Луи нужны объяснения? Но он молчит.

– Не выношу неопределенности, – говорю ему я.

Он кивает головой.

– Понимаю.

Я думаю: «Ну, это предел всему!»

Я подхожу к нему, чтобы забрать с прикроватной тумбочки свой блеск для губ. Он хватает меня за руку:

– Жаль, что я тебе не подхожу. Ну ты хоть поцелуй меня на прощание!

Я сжимаю губы, чтобы не расплакаться. Я втягиваю щеки. Мне совсем не хочется уходить. Почему мы не пошли сегодня позавтракать в кафе? Сидели бы мы в общественном месте – не произошло бы нашего кораблекрушения. Я беру себя в руки, хотя вопросы по-прежнему будоражат сознание. Я впадаю в панику. И жму его руку.

– Поцеловать?.. А ты хочешь, чтобы я осталась?

– Это тебе решать. Но если ты меня бросаешь, то хотя бы поцелуй меня в последний раз.

Я бегу в коридор. Натягиваю пальто и туфли, на которых еще нужно завязать шнурки. Почему Луи не устремляется вслед за мной в надежде меня удержать? Неужели мне самой возвращаться в комнату? Прибитый, он не двинулся ни на пядь. Я думаю: все это обрушилось на него так неожиданно! В конце концов, я готова дать ему последний шанс:

– Но тогда почему все же ты надеешься, что и через год мы будем вместе?

Не глядя на меня, Луи качает головой и произносит что-то нечленораздельное.

Я жду. Не сдвигаюсь с места.

Опять то же мычание.

Затем я заново пересекаю коридор. Дверь за мной с шумом захлопывается, и я чувствую, как меня бьет лихорадка.

Позвони! Позвони! Позвони!

Всю субботу-воскресенье, лежа в гостиной на диване с телефоном на животе, я повторяю без остановки эту священную фразу. Иногда я добавляю «пожалуйста», иногда – «подлец». Обращение зависит от моего настроения, а оно все время меняется. Может, я сама повинна в моих несчастьях? Может, это я дура из дур? Ничего не понимаю. Телефон молчит. У меня желудок сводит от боли.

Я все чаще бегаю из офиса в туалет: я прячусь там, чтобы выплакаться. Мои коллеги думают, что у меня острый цистит. Начальница покупает мне клюквенный сок и отказывается взять за него деньги. На самом деле люди просто проявляют деликатность. Глаза-то у меня распухшие от слез.

А за окном – оттепель, но она совсем не соответствует моему настроению. Когда я замечаю первого муравьишку, который ползет по кухонной стене, я звоню Луи: пусть придет его раздавить. Но после первого гудка я вешаю трубку. Я покупаю в хозяйственном магазине средство против муравьев, но только не марки «Рид».

Ко мне приходит Марлен. Она приносит индийские блюда в алюминиевой фольге, из которых сочится жир. Она гордится мной и одобряет мой поступок. С хитрой улыбкой она начинает что-то рассказывать мне о Чарльзе: он – близкий друг Брайана и к тому же процветающий адвокат. Марлен хочет устроить небольшой пикник на солнечной террасе с видом на гору Мон-Руайаль. Я удивлена.

– Чарльз? Ты разве мне о нем уже не говорила? Это тот еврей, который ест свинину, но считает при этом, что обязан жениться на девушке своей веры?

Я сосу рисинки «басмати», а Марлен кивает: «Ну да». Потом, пережевывая креветку «тандури», она просит стакан воды и вдруг изрекает: в субботу после обеда они с Брайаном отправились за новой теннисной ракеткой, и в магазине «Спорт Эксперт» на ул. Сент-Катрин встретили Луи. Марлен рассказывает и негодует одновременно:

– Я в общем-то не хотела тебе говорить, но если тебе это пойдет на пользу… Короче, через два часа после того, как ты от него ушла, он, как ни в чем не бывало, шлялся по магазинам в центре города!