Выбирай

– Фото вашей пары правда стало бы одним из главных “экспонатов” выставки, – это становится последней убедительной “каплей” в море любезностей, и я киваю, соглашаясь. Да и, откровенно говоря, была бы не прочь иметь в своем арсенале одно совместное фото с Максом. А то какие мы тогда друзья?

Но Гаевский отчего-то все еще продолжает упрямиться.

– Я отвратительно выхожу на фото, давай, детка. Идем.

– Поверьте, молодой человек, я все сделаю за вас! Вам нужно просто быть самим собой в кадре.

Гай бросает на блондиночку крайне недовольный взгляд. Выражение на лице так и говорит о его готовности испепелить девушку на месте. Что за реакция? Это уже не похоже на интерес, но она ведь и ничего плохого нам не сделала, чтобы он так пренебрежительно и даже грубо вел себя. Неужели такая большая нелюбовь к фотографам?

– Да ладно тебе, Гай. Всего фото. Одно. С тебя не убудет, а человеку доброе дело сделаем! – улыбаюсь и тяну мужчину за руку.

Видимо, сообразив, что двоих ему не переспорить, Макс сдается. Усаживается на бортик у фонтана, куда указала Таша, и притягивает меня к себе на колени.

– Просто расслабьтесь и будьте собой! – лучезарно улыбается блондиночка и прячется за фотоаппаратом.

– Легко сказать, находясь по другую сторону объектива, – ворчит Макс, вопреки просьбе напрягаясь всем телом еще больше. Буквально ощущаю, как окаменели мышцы, и вижу, как застыла недовольная моська на лице.

– Это просто фото, Макс, ты чего так злишься, – укладываю ладошку на небритую щеку и тяну пальчиками уголки губ вверх, заставляя улыбнуться. – Так забавно, взрослый, а дуешься, как ребенок, – посмеиваюсь, краем уха улавливая торопливые щелчки фотокамеры. – Улыбнись, бука!

– Зачем ты нас в это ввязала? – шепчет мне на ушко Гай, слегка оттаивая, пока Таша крутится вокруг нас с фотоаппаратом, ловя удачный ракурс.

– Просто мне… – прикусываю губу и замираю. Кажется, даже дышать перестала, когда одной рукой Макс сильней обнимает, а второй медленно, едва касаясь подушечками пальцев, ползет вверх по моей руке. Он вырисовывает незатейливые узоры, двигаясь от запястья и до сгиба локтя, собирая следом за своей ладонью стройные ряды мурашек. А меня бросает в жар от такой невинной ласки, и я тяжело сглатываю вставший в горле ком, – что ты делаешь? – шепчу охрипшим голосом.

– Сказано же… – ухмыляется Гай, довольный, как черт, – быть собой. – И легонько целует в шею, невесомым прикосновением губ так умопомрачительно нежно. – Втянула меня в это, теперь сиди и наслаждайся, – еще шепоток, и Макс отводит мою упавшую на лицо темную прядь волос. Запускает свою пятерню и сжимает затылок, поднимая взгляд глаза в глаза, а там… гроза. Тучи, темные-темные наполненные желанием. Я в них тону. Падаю, словно в бездну. Вдоль позвоночника, будто пересчитывая каждый позвонок, пробегает холодок. Мы сидим друг к другу слишком близко, и стоит неимоверных усилий, сдержать себя от того, чтобы не наклониться и не поцеловать вожделенные губы. Губы, которые все эти длинные холодные ночи снились в снах. Губы, которые умели ласкать и доводить до неистовства. Всего пара сантиметров навстречу друг другу, и наше дыхание смешивается. Томительно, обжигающе горячо. Огонь, как лава, разливается по венам. Как под гипнозом, я все же наклоняюсь, забывая напрочь про фотографа и такие заветные снимки.

– Кати… – тихий вздох Макса, и я чувствую его дыхание на своих губах. Обхватываю его за шею и закрываю глаза, понимая, что одним движением сейчас взорву шаткую дружбу, что у нас есть. – Что ты делаешь, детка?

– Ловлю момент, возможно…

Целую. Пропадаю в наслаждении.

Я ведь намеренно не подпускала Макса все эти дни близко, хотя сама внутри сгорала от желания оказаться с ним, в его руках. Мне хотелось вновь ощутить его губы везде, как в тот вечер, когда я бесстыдно завалилась к нему домой. Я держала себя из последних сил, когда в голове как на повторе крутился поцелуй в машине. Уговаривала таким глупым: так нельзя, но, а как можно-то? Почему я должна отказывать себе в том, что хочу? Кажется, в этом заключалась его философия? Так вот моя “гармония” – это он рядом. Я хочу большего. Я устала сопротивляться.

Я готова сделать то, что требует тело и душа. И он готов – знаю. Страсть и голод, какими бы они ни были, не прикрыть никакой дружбой. Когда тело горит, требуя желанный объект, глаза выдают.

– Кажется, ты усвоила еще один урок, – отстраняясь, шепчет Макс, словно прочитав мои мысли.

– У меня прекрасный учитель… – снова тянусь в желании поцеловать, и тут в наше уютное уединение на глазах у прохожих зевак врывается звонкий женский голосок фотографа:

– Спасибо большое! – Таша, про которую мы дружно успели забыть.

– Это, видимо, судьба – обламываться, – Макс закрывает глаза и утыкается лбом мне в плечо, тихо посмеиваясь.

– Вы прекрасно смотритесь вместе! – словно не замечая нашего состояния, тараторит девушка. – Не могли бы вы оставить свой номер? Я бы хотела видеть вас на выставке…