Я был бы этому рад, если бы не одна маленькая деталь — я–то остался посередине большого открытого пространства с кружащими над головой врагами, что как раз выискивали цель. Вокруг было полно других людей, вжавшихся в землю и готовивших оружие, так что шансы на то, что эльдары захотят убить именно меня были невелики, но я повидал слишком много боёв, и понимал, что неприцельная очередь может быть так же опасна, как выверенный снайперский выстрел.
Поскольку вариантов получше не было, я достал лазпистолет из кобуры и пригнулся, как и все, выжидая возможность пальнуть навскидку в сторону врага и изо всех сил стараясь не выделяться. Чтобы сбить реактивный мотоцикл лазерным разрядом, потребуется даже больше удачи, чем снарядом тяжёлого болтера, но одной плотности огня должно хватить, чтобы эльдары держались подальше; ответ, что мы дали на их первую атаку, похоже, заставил ксеносов взять передышку и возможно повторения этого урока будет достаточно, чтобы вынудить ксеносов отступить. Во время наших прошлых встреч остроухие показали себя хитрыми, изобретательными, безжалостными и даже кровожадными[16], но отъявленными самоубийцами они не были — в этом им далеко до безоглядной свирепости орков или присущей тау готовности встретить верную смерть во имя Высшего блага, если их как следует замотивируют. Я целился в небо, пытаясь отследить ближайшую из движущихся точек — хотя меня ещё трясло от холода, аугментические пальцы придавали руке твёрдости. Правда, если мы ещё немного просидим здесь — холод убьёт меня раньше эльдаров.
Внезапно, безо всякого предупреждения, ксеносы прекратили кружить и спикировали на нас, не обращая внимания на шквал болтерных снарядов — ни один из которых не попал, как бы не старались стрелки Суллы. Я прислушался к обычным для неё кратким командам и куда более возбуждённому тону командиров других «Химер» и быстро понял, что моё вмешательство сейчас ничего не даст — да и вряд ли я смог бы отдать чёткий приказ своей задубевшей от холода глоткой — так что я просто продолжил целиться во врага так твёрдо, как мог, стараясь не упускать из виду одну из скользящих в небе машин.
Конечно, пистолеты — это не дальнобойное оружие[17], даже в самых лучших условиях, а сейчас условия были далеко не лучшими. С другой стороны, когда больше сотни человек одновременно палят по относительно небольшому пространству, они во что–нибудь да попадут — я был уверен, что видел несколько вспышек от попаданий на пикирующих рядом реактивных мотоциклах. Вдруг, когда один из них подставил борт, в нём тут же появилась большая, рваная дыра, проделанная несколькими болтерными снарядами. Машина закачалась в воздухе, когда пилот пытался удержать управление в своих руках, а потом, успокоившись, отступила, отлетев назад и набирая высоту.
Солдаты вокруг меня издали нестройный радостный возглас лишь для того, чтобы заткнуться, когда оставшиеся налётчики вновь открыли огонь. С оцепенелой отрешённостью, я смотрел как снег и лёд передо мной разлетаются на осколки, когда плотный поток сюрикенов вгрызается в них, перед тем как срикошетить куда–нибудь ещё и оставляя за пикирующими мотоциклами след из убитых и покалеченных. На них мне было наплевать — шквал сюрикенов приближался ко мне, и всего через несколько секунд от меня останется лишь быстро развевающееся багровое облачко да продырявленная фуражка. Я рефлекторно попытался встать и бежать, но замёрзшее тело отказалось повиноваться, согласившись лишь медленно встать и начать поворачиваться примерно в нужном направлении.
Вдруг зарычал явно не рассчитанный на такое обращение двигатель, и прямо передо мной, заложив лихой поворот, появилась «Саламандра»; из водительского отсека торчал ухмыляющийся Юрген. Он нырнул внутрь как раз, когда шквал смертоносных дисков забарабанил по корпусу машины, пролетая над моей головой и взрезая лёд, снег и нерасторопных гвардейцев.
— Как всегда вовремя, Юрген. — Сказал я, с трудом унимая дрожь в голосе и надеясь, что меня слышно через вокс-бусину — не было сил перекрикивать шум двигателя, рык тяжёлых болтеров и треск полусотни палящих лазганов, не говоря уже о вое эльдарских мотоциклов.
— Пожалуйста, комиссар. — Он ответил таким тоном, будто просто передал мне бутерброд, и вдавил газ, едва я забрался в машину. Хотя открытый пассажирский отсек отказался таким же негостеприимным, как я и ожидал, он хотя бы отчасти защищал от ветра, и мне тут же стало чуть теплее, хотя умом я понимал, что угроза замерзнуть насмерть никуда не пропала. — Простите, что заставил вас ждать, но я подумал, что вы захотите выпить горячего.
И действительно, поверх моих вещей в углу отсека лежала фляжка горячей танны — я не стал терять времени и, открыв её, с благодарностью сделал глоток. Вообще–то танна была ещё очень горячей — она обожгла мне язык и пролилась в желудок потом жидкой лавы, но сейчас меня это не заботило.
— Ты правильно подумал. — Заверил я его, и сделал ещё глоток — всё равно внутренности я уже обжёг, а возможность двигаться сейчас была куда важнее целостности моих потрохов.