Райлан улыбнулся, радуясь их новостям. Потом стал читать дальше.
Райлан вздрогнул, вспомнив, как мальчики в ту ужасную ночь жались к нему, пока они вчетвером лежали в кровати и пытались свыкнуться с мыслью, что Скотт исчез навсегда.
Морщась, Райлан перечитал письмо еще дважды. Каким же идиотом он был, когда наивно предположил, что мальчики без промедления раскроют Скотту объятья. Хизер тогда отказалась разговаривать с ними об исчезновении старшего сына, поэтому объяснять троим сбитым с толку, испуганным малышам, почему их брат собрал вещи и, не попрощавшись, уехал, пришлось Райлану. Хоть он и постарался сделать это, не очерняя его, они явно сделали вывод, что Скотту на них было плевать.
Райлан поплелся на кухню, взял миску и вытряхнул остатки салата в мусорное ведро — на уже засохший пастуший пирог. Он снова поморщился.
Резкими, злыми движениями он завязал тесемки мусорного мешка, вынес его в коридор и выбросил в мусоропровод, с удовлетворением услышав, как лязгнула железная крышка. Ему надоело всегда быть посредником. Хватит. У Скотта была своя, отдельная жизнь, и он недвусмысленно продемонстрировал это, когда оттолкнул Райлана, как…
Как отталкивал всех остальных.
Злость внезапно рассеялась, и Райлан поник. Он, как никто другой, знал о способности Скотта воздвигать вокруг себя стены — особенно, если он чувствовал, что его могут отвергнуть. Это было защитной реакцией, перенятой от Хизер и отшлифованной тем искусственным миром, в котором он жил.
Райлан вздохнул, вернулся в квартиру и, зайдя в душ, снова обдумал заявления Скотта.
Если забыть о разочаровании и обиде и посмотреть на эти слова через призму их прошлого, то они приобретали совсем иной смысл.
Райлан закрыл глаза.