Скотт улыбнулся. Когда-то ресторан Донны был своего рода убежищем и для него.
— Здорово. Донна чудесная женщина.
— Ты знаешь, что мы теперь живем с ней? — тихо спросил Гаррет. — Мама время от времени присылает ей деньги. Немного, но Донна говорит, что все равно это ценит. — Он с нежностью хмыкнул. — Я ни разу не слышал, чтобы она говорила о маме что-то плохое.
— Донна была хорошим другом и мне, — сказал Скотт. — Самым лучшим. Я рад, что она вам помогает.
— Она говорит с нами про все. Даже про Кайла, своего сына. В его день рождения был единственный раз, когда мы видели, как она плачет. — Гаррет помолчал. — И еще она плакала, когда мы разговаривали о тебе. О том, как ты нас бросил.
Скотт с трудом сглотнул и откашлялся.
— Ты же знаешь, что я уехал не из-за вас? Я принял несколько ужасных решений, и вся вина лежит только на мне.
— Но нам все равно было больно! — взорвался вдруг Гаррет. — Райлан старался быть сильным и поддерживать нас, но мы слышали, как по ночам он плачет в кровати. — Он шмыгнул носом. — Было такое чувство, словно ты умер!
Скотт, тоже борясь со слезами, зажал зубами губу.
— Я знаю, — выдохнул он. — Словами ничего не исправить, но все равно, простите меня. Гаррет, мне очень жаль.
В трубке повисла тишина, прерываемая только тяжелым дыханием Гаррета.
— Если б я мог вернуться в прошлое и поступить по-другому, я бы без раздумий так сделал, — прошептал Скотт. — Я бы не причинил вам боль.
Гаррет икнул.
— Скотти, почему ты уехал? Просто назови мне причину.
Скотт сделал глубокий вдох.
— Я, как ты знаешь, не ладил с мамой. В ту ночь мы… сильно поссорились. И я — вместо того, чтобы сосредоточиться на хорошем — мог думать лишь о плохом. Я сделал неправильный выбор. Выбор, который ранил многих людей.
— Но почему ты не позвонил кому-нибудь и не попросил передать, что у тебя все нормально? Если тебе так надо было уехать, окей, но ты мог хотя бы сказать, что с тобой все в порядке.
— Я не видел других вариантов, — беспомощно проговорил Скотт. — Решил, что раз исчез, то исчез навсегда. Я правда думал, что без меня всем будет лучше.
— Что за глупости! Мы любили тебя.
— Знаю. — В глазах опять защипало. — Гаррет, мне нет оправданий. Я… я не знаю, что еще сказать.
После долгого молчания Гаррет прошептал:
— Скотти, мне надо идти.
И бросил трубку. Скотт закрыл руками лицо. Телефон у него на коленях вновь завибрировал.
Пальцы Скотта дрожали так сильно, что он едва мог писать.
Ответ не пришел.
Пытаясь успокоить бушующие эмоции, Скотт сделал глубокий вдох. Блядь, ну какой же он неудачник. Он мог сказать больше. Найти другие, правильные слова. Ну почему, почему у него никогда ничего не выходит? На грани отчаяния он стукнул себя по бедру. Зря он написал Гаррету и подверг его…
И сейчас снова взялся за старое.
Скотт закрыл глаза. Ладно. Он написал им первым и искренне извинился. Учитывая, что повернуть время вспять, чтобы всего этого вообще не случилось, нельзя, он сделал все, на что был способен.
Он выключил свет и свернулся в клубок. Обхватил подушку и отдался всепоглощающей грусти, оплакивая потерянные годы, упущенные возможности, причиненные братьям обиду и боль.
— Привет. — Постель прогнулась, и внезапно его обнял Райлан. От него пахло пылью и горячим воздухом ночи, а нежные пальцы скользили по его волосам. — Эй. Тише, тише…
Но дав слезам волю, Скотт был не в состоянии остановиться. Он сотрясался, из его груди рвались хриплые всхлипы. Райлан молчал и лишь обнимал, его сильные руки дарили утешение и тепло. Наконец волна горечи стихла и отступила, оставив Скотта без сил. Глаза саднило, он мог дышать только ртом. Не говоря ни слова, он встал. Шатаясь, отправился в ванную и, зайдя в душ, подставил шею и плечи под горячие струи.
Вернувшись в спальню, он увидел, что Райлан уже разделся, сняв залитую слезами футболку, и лег в кровать. Скотт с прерывистым вздохом присоединился к нему. Какое-то время они молчали, потом Райлан повернулся и кончиком пальца провел по щеке.
— Мне звонил Гаррет. В точно таком же состоянии. — тихо произнес он. — Я едва разобрал, что он говорил — так сильно он плакал.
Скотт отчаянно заморгал, изо всех сил стараясь вновь не сорваться.
— Я… я… — Его голос был надломленным, хриплым, и Райлан приложил к его губам палец.
— Он сказал, что ему стыдно за то, что он бросил трубку.