Это песня о его дивизии, которая защищала Каховский плацдарм и выдержала мощные атаки врангелевских войск. Тогда командующий Южным фронтом М. В. Фрунзе отмечал: «Геройские войска под общим командованием Блюхера не только отбили атаку врага, но, перейдя в дружную контратаку, окончательно разгромили его и с боем овладели всей линией его расположения. 10 танков, 5 бронемашин, свыше 70 пулеметов и другие трофеи стали нашей добычей».
А потом были тяжелые бои по освобождению Крыма. Войска, которые вел Блюхер, сумели штурмом овладеть позициями врага на Перекопе и Ишуньских высотах. Их командир удостоился второго ордена Красного Знамени.
В 1922 году Блюхер стал командиром 1-го стрелкового корпуса…
Большую и трудную прожил он жизнь. И нелегкими были воспоминания…
Как-то он добился приема к Ворошилову.
— Долго ли такое может продолжаться? Неужели нет должности?
— Не все так просто, потерпи. А может поедешь в Сочи? Моя дача у «Бочарова ручья» пустует. Чудесный уголок. Отдохнете всей семьей. Я распоряжусь.
Ничего другого не оставалось, как согласиться.
— Видно, нарком — добрый человек, — высказалась жена.
Василий Константинович усмехнулся:
— Он мягко стелет, да жестко спать. Верить ему нельзя. Готов меня утопить не то что в ковше, а в ложке. Все они здесь одной миррой мазаны.
В день отъезда в Сочи вдруг узнал, что ночью его порученца, полковника Крысько, арестовали.
— Это, Глаша, неспроста, совсем не случайно. Под меня копают. Будь готова к худшему. И помни: чтобы со мной не случилось, я чист, не виновен ни в чем, не верь ни единому их слову, в чем бы тебя не уверяли. Будущее меня оправдает.
Ничто не радовало в этот раз: ни безоблачная теплая погода, ни ласковое море, ни буйная природа Черноморья. «Хоть пулю в лоб». Предчувствие его не обмануло. 22 октября на рассвете к даче подкатила машина.
— Маршал Блюхер, одевайтесь. Поедете с нами.
К этому он был готов. Натянул сапоги, взял гимнастерку с навинченными наградами: среди них орден Красного Знамени за номером один. И орден Красной Звезды Василий Константинович Блюхер тоже получил первым в стране.
— Гимнастерку оставьте.
— Ну уж нет…
Оцепенелым взглядом провожала его побледневшая жена, неожиданно заплакали дети.
В тот же день его посадили в специальный вагон скорого столичного поезда.
— А как идет дело Блюхера? — Берия вскинул голову и уставился на следователя Иванова. Сквозь стекла пенсне глаза его казались большими и выпуклыми.
— С трудом продвигается, товарищ народный комиссар. Он упорствует, от всего отказывается.
— А легенду на него написали? Где она?
— Есть, есть легенда! — засуетился Иванов. — Она там, на голубенькой бумаге. Я сам ее писал.
— Ага. Вот. — Берия развернул листы с отбитым на машинке текстом, стал читать, поглаживая затылок.
В тексте указывалось, что подследственный обвиняется в преднамеренном шпионаже и предательстве в пользу одной иностранной державы.
— Какой державы?
— Японии, товарищ народный комиссар. Там ниже указано.
— Сразу бы и писал. — И продолжил читать.
«Будучи военным советником в Китае в армии Сунь-Ят-сена в 1925–1926 годах, ныне подследственный Блюхер был завербован японской разведкой и в течение долгого времени работал на нее, тщательно скрывая свое враждебное лицо от советского народа. Во время военного конфликта у озера Хасан с целью компрометации Красной Армии уклонился от руководства, послав туда своего заместителя. Заодно он самолично назначил комиссию из угодных ему лиц, приказав взвалить вину за происшедший конфликт на советскую сторону. Подследственный держал при себе своего брата Павла, опытного военного летчика, чтобы улететь за границу в Японию. На ближнем аэродроме по его приказу находился в полной готовности самолет».
— Так, — неопределенно произнес Берия и потянулся к папиросной коробке. Следователь угодливо поднес спичку. — Насчет брата это хорошо. А что же ничего не сказано о соучастниках? Удалось от порученца выбить показания? Как его?
— Крысько… Раскололи. Все, что надо показал и подписал. Может, привлечь Штерна?
— Штерна не трогать! — повысил голос Берия. — Ищите других. Штерн нужен… Пока. — И пыхнул табачным дымком.
Перед глазами Берии маячила на перекидном календаре большая цифра 9 — девятое ноября 1938 года. После праздничных октябрьских дней с обильным возлиянием, в том числе и на даче у Сталина, Берия чувствовал себя отвратительно. На душе было муторно, покалывало в висках и затылке… «Сейчас бы отлежаться, а прежде опохмелиться…» Он захлопнул папку.
— Выходит, подследственный вам не по плечу? Может, кого другого назначить вместо вас? Или испугались маршальских звезд? — проговорил он негромко, вонзив в Иванова взгляд. За словами скрывался зловещий смысл. — Восемь дней допрашиваете и ничего не добились.
— Мы его сломаем. Выбьем то, что необходимо.