…Мишель была поздним ребенком в семье. Она родилась, когда ее родители совсем уже отчаялись иметь детей. Она была первой, – а затем дети посыпались как из рога изобилия. Погодки. Она и еще трое ее младших братьев. Поэтому-то она и была обречена на вечное одиночество: все свое внимание мама и отец направляли на ее младших братьев. Но, странное дело, это ее не особенно огорчало.
Она любила играть одна. Она сама придумывала себе игры, – порой по пол дня играя во дворе какой-нибудь ниточкой. Когда она подросла, она остро почувствовала свою неприспособленность к так называемому "американскому образу жизни". Она не любила вести активный образ жизни, когда с энтузиазмом набрасываешься на работу, стремясь преодолеть все трудности и – обязательно! – занять ПЕРВОЕ МЕСТО. Первое место во всем: по обучению – в классе, а потом и в школе, в спорте и – особенно – в соревнованиях, затем – в университете, в бизнесе, – да и вообще, во всем… Ей не нравилось участвовать во всех этих "командах поддержки" – прыгать и неистово визжать, пока ребята из их класса проигрывают на бейсбольном поле старшеклассникам. Ей не нравилось часами перемывать косточки парням и старшеклассникам в девчоночьих разговорах с подружками из их класса. И, наконец, у нее очень рано обнаружилась черта характера, ну совершенно уже неподходящая для успеха в жизни: она была абсолютно лишена азарта и соревновательного духа…
Когда Мишель что-то делала – то стремилась выполнить его так, как она умет. И только! Если же это нужно было делать в гонке, стремясь опередить других, – она, если только представлялась хоть малейшая возможность, вообще отказывалась от борьбы. Она не терпела работать "из-под палки". Когда же ее принуждали к этому, – она всегда сопротивлялась. Когда была маленькая – плакала. Когда стала взрослее – замыкалась в себе и пыталась убежать "с глаз долой"…
Она вообще любила смотреть на жизнь как-бы "со стороны". Именно не участвовать в ней актером, – а оставаться зрителем, выходя "на сцену" лишь в случае крайней необходимости. Тогда, когда ничего другого ей уже не оставалось. Когда без нее дело сделано не будет вообще. Но, как только необходимость в ее непосредственном участии заканчивалась, – как только она сыграла свою роль, – она тут же "спускалась в зрительный зал" и, уютно устроившись в кресле, снова принималась наблюдать за "представлением" со стороны…
Но вот что у нее получалось – так это сводить воедино самую разную информацию. В школе она не имела никаких проблем с обучением. Точнее, в школе она просто не училась. Она посещала школу, – но все домашние задания занимали у нее не более 30 минут. И то – только письменные задания. Устные – она уже с 4 класса просто совсем не учила: ей было совершенно достаточно того, что она прослушивала урок в школе, да еще посмотреть в учебник 5 минут, – как раз то время, пока учитель идет к столу после звонка.
Единственное, чего она не любила – это заучивать напамять разные там даты, названия, и все такое…
В каратэ она нашла то, что всегда любила. Она не стремилась, как другие дети, "увидеть" противника и "побить его". Или же – "защищаться от его ударов". Она просто оттачивала технику, рассматривая ее не более чем упражнения, способные соединить воедино мысль и движение. Способные соединить воедино ВНУТРЕННЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ДВИЖЕНИИ С САМИМ ЭТИМ ДВИЖЕНИЕМ.
Участия в спортивных соревнованиях она старательно избегала. Тренер уже давно махнул на нее рукой. Собственно, тренером был не тот старичок-японец, а другой – молодой парень с черным поясом: старичок провел лишь только первое занятие, да еще прочел лекцию о том, что каратэ – это не средство "побить противника", а путь укрепления духа, и сразу уехал. Поэтому довольно скоро Мишель оказалась предоставленой практически только сама себе: тренер часами возился с подающими надежды энтузиастами, которые вечно ходили с синяками. А Мишель в дожо вскоре начала заниматься только одними ката…
Поэтому она впервые пришла на экзамен по получению квалификационного уровня уже только в университете, обучаясь на первом курсе факультета социологических наук. Собственно, она воспользовалась оказией, так как в том году в их университет приехал на один семестр читать лекции сам Хироширо Номуши, – тот самый старичок-японец. Они увиделись в университетском дворе, – и старичок именно ей медленно поклонился в японском полупоклоне. Она автоматически сделала то же, – и потом долго вспоминала, кто же это мог быть. Вспомнила лишь, уже придя на экзамен и увидав старичка в белом каратэ-ги, перепоясанном красным поясом. Она еще не успела оформиться в секцию – и поэтому скромно пристроилась в конце очереди желающих сдавать экзамен.