ВЫБОР

– Рой всегда помнил, с каким трудом он вошел в литературу. Он часто в разговоре со мной – да практически со всеми своими друзьями: мне об этом говорили все наши общие знакомые – поднимал этот вопрос. И всегда – в плане необъективности литературной среды… Мне даже кажется, что он был как-бы ТРАВМИРОВАН этим… Причем травмирован – раз и на всю жизнь! Знаете, меня всегда не покидало ощущение, что Рой так и остался до самой смерти в некоем сомнении относительно своего литературного дара. Он далеко не сразу привык к тому, что его печатают… И всегда выход его очередной книги был для него несколько неожиданным: он все время ожидал ОТКАЗА!..

– Так, может быть, у него в последнее время были трудности с опубликованием своих романов?

– Чего-чего, а такого у него не было никогда. С самого первого написанного им романа в нем распознали огромную самобытность! Но, одновременно, и практически полное отсутствие того, что может привести к бестселлеру. К быстрому и коммерческому успеху. Мне это говорили многие, кто имел отношение к его первым публикациям: все отмечали, что на современном рынке романы Роя резко выделялись. Но в то же время сразу чувствовалось, что покупать их будут ПОНЕМНОГУ – но зато ОЧЕНЬ ДОЛГО! Что пройдет время – и лишь тогда его романы в списке продаж приблизятся к тиражам бестселлеров… Нет, Рой был как-бы стайер на поле литературы. Он медленно и упорно, я бы даже сказал – тяжеловесно, с натугой, – тащил свою телегу. Но как раз в этом-то и чувствовалась настолько большая надежность, настолько большой запас прочности, что сомнений ни у кого и никогда не возникало… Разве что – у самого Роя… Я знаю все это довольно хорошо, – у нас с Роем один литературный агент.

Маскоги, штат Оклахома.

– С гибелью Алекса Рибли мы потеряли все… Собственно, наш радиоканал, – это и был Алекс Рибли… Он умел находить сенсации в самом простом. Он как будто шел по дороге – и поднимал изумруды. Поднимал там, где до него прошли десятки людей, – но никто их не замечал. У него было другое зрение, – другое в том смысле, что он видел то, что остальные не видели. И это – постоянно, изо дня в день, он находил такие золотые зернышки. До Алекса у нас уже было много журналистов. Одни уходили сами, других мы изгоняли. А некоторых просто "изживали" наши слушатели. Но Алекс – О! Алекс – это другое дело! Он пришелся что называется "ко двору" практически сразу, уже во время своего первого репортажа! Я не преувеличиваю: действительно, он еще вел свой первый репортаж, а нам уже шли звонки от наших слушателей! Вы не знаете водителей-дальнобойщиков, – а ведь мы работаем преимущественно на них. А это – особый народ: много часов ехать по ОДНООБРАЗНОЙ дороге, когда вокруг буквально не за что зацепиться взглядом… И начинает клонить на сон, и начинаешь чувствовать себя как на другой планете, оторванным от всего мира… А Алекс давал им эту связь с миром! Он буквально "нутром чуял" и что им может быть интересно, и как это подать, и когда сделать перерыв, и когда пустить музычку… За это его и любили все водители…

– Но, может быть, мистер Рибли наткнулся на какую-то такую тему, которая оказалась кому-то слишком близкой и для кого-то слишком опасной?

– Алекс никогда не переступал границы. Как Вам объяснить… Понимаете, он всегда особо подчеркивал, что есть определенный "кодекс чести", то есть набор определенных правил, которые переступать нельзя, когда работаешь со слушателями… Знаете, можно стать "калифом на час", когда к тебе примчится слепая удача, когда ты раскопаешь что-либо "скользкое"… Но это – на день, ну на неделю от силы. А потом о тебе забудут… А есть каждодневная, монотонная работа на высоком уровне. Вот ее-то и делал Алекс. Я бы сказал, что он был даже особым пуританином, – так тщательно он стремился учесть все моральные и этические нюансы в своей работе. Только на моей памяти он с десяток раз отказывался от сюжетов, называя их неэтическими… Нет, Алекс никогда не мог взяться за что-то "опасное".

Форт-Кент, штат Мэн.