Выбор

Я не буду делать вид, что моя жизнь закончена, биться в конвульсиях и страдать по человеку, который совершенно не достоин моих слез. Во-первых, у меня есть ради кого жить, во-вторых, а что, собственно произошло такого, чтобы сложить ручки и предаться жалости к себе. Все живы, практически здоровы, никто не умер, ну кроме моего оскорбленного достоинства, но это я переживу. Конечно, это не говорит о том, что я всё забыла, смирилась и простила. Да, я до сих пор обижена, но тех первоначальных эмоций, когда я сгорала от стыда и унижения — больше нет. А за что мне должно быть, в принципе, стыдно? В том, что один психологически незрелый мерзавец выдумал себе дичь и сам в нее поверил? С другой стороны, Филатов всегда предельно открыто давал понять, что не испытывает ко мне глубоких чувств, мы ничего друг другу не обещали, а та близость между нами- всего лишь взаимное влечение, не больше. То, что я сама себе придумала какие-то отношения и поверила в них — это моя проблема. Не нужно было терять голову. Максим никогда не строил из себя того, кем он не является: он был груб, молчалив, замкнут. Я видела и знала какой он, но это не помешало мне вляпаться в него по самые помидоры. А теперь на что я собралась обижаться? Разве что на оскорбительные слова, брошенные прилюдно. Сейчас мне глубоко все равно, поверил ли кто-нибудь в них или нет. Оправдывать себя я не собираюсь, так же, как и кричать каждому — «что я не такая». Я просто выбираю удалить все раздражающие факторы из своей жизни. Ведь именно этому я и учу своих «пациентов». Как я могу помочь другим, когда не могу помочь себе? Это в красивых романах она не пила, не ела, умирая от предательства и неразделенной любви. Но я ем, пью, дышу и живу, потому обязана, ради сына, родителей, любимой работы и ради себя.

Я убрала кофемашину в коробку и ближайшее время собираюсь отправить ее по адресу дома Филатовых. Я не отвечаю на звонки Данилы, но написала ему сообщение, что со мной все в порядке. Но самый раздражающий фактор я стараюсь попросту игнорировать. Я умею, когда нужно, отключать чувства, иначе бы я не смогла работать тем, кем работаю. Порой нам приходится видеть и слушать такое, о чем даже подумать страшно. И если бы каждую личную трагедию мы пропускали глубоко через себя, думаю, что каждый из нас рано или поздно, оказался в кресле напротив, только, увы, не психолога, а психиатра. Поэтому абстрагироваться я умею, хотя и чертовски сложно.

Я стараюсь не думать, о том, что оба мужчины в моей жизни предали меня, не видеть в этом карму, проклятие и всякую эзотерическую суть. Я не собираюсь превращать свое сердце в холодный гранитный камень, я до сих пор верю в любовь. И я заслуживаю любви: настоящей, без условностей, всепоглощающей, взаимной, без полутонов и приукрас. Любовь — это игра в одной команде, взаимодополняющая, взаимозаменяемая, объединённая общей целью. А с Филатовым мы играли в разных командах: я в защите, а он-в нападении.

Максим две недели упорно не давал забыть о своем существовании. Знаете, он не из тех, кто с извинениями бросается целовать ноги, кто задаривает подарками и поражает находчивостью, обивает пороги, вымаливая прощение. Всё это не про него. И если честно, то я не понимаю, что ему от меня нужно. Зачем приходить каждый день? К алчной, лживой шлюхе. Не слишком много чести для человека, которого ненавидишь? Две недели систематичного надзора. К концу второй недели мне даже стало интересно, насколько Филатова хватит.

Первую неделю он пытался поговорить. Но я находилась в стадии отрицания, когда мозг прекращает свою полноценную работу в отношении рационального анализа входного потока информации, выставляет барьер к восприятию внутренних и внешних факторов, притупляя полноценное осознание. Я практически заставила себя не испытывать эмоций, ограждая от негативных чувств. Я не слушала, о чем он говорил Филатова, я смотрела сквозь него.

Надо отдать ему должное, он соблюдал мои личные границы, но был предельно близко. Каждое утро провожал до работы, каждый вечер встречал. Он методично заставлял привыкнуть к пониманию, что он рядом. Выбор оставался за мной: уступить или дождаться, пока Филатову надоест ежедневно меня караулить.

Я решила уступить, я чувствую, что готова к разговору, но вот уже два дня Филатов не приходит. Пропал с радаров.

Еще утром в понедельнике я мгновенно почувствовала, что Филатова рядом нет. Вечером он тоже не пришел. И утром во вторник. А к вечеру вторника я заволновалась. Я шла домой и выискивала среди людей любимые ямочки, озиралась по сторонам, оборачивалась, пыталась отыскать, но тщетно. Стоит признаться, когда он был рядом, я чувствовала себя защищенно и безопасно несмотря на то, что он-моя самая большая опасность.

Меня злит, что он так легко сдался. Две недели-всё, на что его хватило.

Нервно одергиваю занавеску и отхожу от окна. Здесь прекрасно просматривается парковка и центральный вход. Максима я вновь не увидела. Ругаю себя, что вообще об этом думаю.

Надоело мальчику, Саша, забудь, ты не представляешь для него никакой значимости.