Выбор божества

– У меня тоже был такой Дар, – медленно произнес Сильван, – а потом исчез. Поэтому я и проиграл поединок и перестал выходить в Круг Правды. Ушел, потому что надеялся вернуть Дар, но ничего не вышло. Прости, что разочаровал тебя.

Воцарилось молчание, и Питеру показалось, что какие-то человеческие чувства наконец промелькнули на том сморщенном клочке бумаги, в который время превратило лицо Карела. Но привычка быстро пересилила несвойственный ему душевный порыв.

– Потерять дар – нелепость! – фыркнул он. – Не меньшая, впрочем, чем пытаться его вернуть. Сильван Матье, у тебя вообще хоть раз в жизни получилось что-то сделать по-человечески?

– Да! Меня! – рявкнул вдруг Питер так, что все вздрогнули, и, обняв Сильвана за плечи, повлек его к выходу. – Пойдем, ты не обязан это выслушивать. Зря мы вообще пришли сюда!

– Погоди! – Фэлри резко обернулся к Карелу, который наблюдал за ними с непонятным выражением лица. – Флаер, на котором ты преодолел Барьер. Где он сейчас?

Старик улыбнулся хитрой кошачьей улыбкой испорченного ребенка.

– С чего бы мне говорить тебе? Что вообще эр-лан забыл здесь, за Барьером, да еще в компании моего неудачника-сына и внука, который явно немногим лучше?

– Эр-лан здесь, потому что люди из Оморона хотят вас всех уничтожить, а землю за Барьером пустить под застройку, – ровно произнес Фэлри, – эр-лан хочет им помешать.

Несмотря на спокойный тон, Питер видел, как напряглись мышцы на плечах и спине Фэлри, а пальцы сжались в кулаки. Он не видел его лица, но, наверное что-то такое в нем было, потому что ухмылка медленно сползла с высохших губ Карела. Он отвел взгляд и пробормотал:

– За мостом у дороги по левую руку развалины древнего завода. Он там, в яме у трубы, закрыт листами металла. Хотя дождь ему нипочем, сам знаешь.

Фэлри кивнул и вышел вслед за Питером и Сильваном, но у самых дверей обернулся.

– И кстати, неудачник здесь только один. Тот, кого мы оставляем в этой комнате ждать смерти. Разочарованным… и в полном одиночестве.

5

Служанка предложила им остаться переночевать – хотя бы переждать ночь у камина на кухне. При этом она смотрела на Фэлри с таким откровенным призывом, что Питеру стало смешно.

Нельзя сказать, что повышенный интерес окружающих к человеку, в которого он был влюблен, уж совсем его не трогал. Ревность – типичная болезнь неуверенных в себе людей, просто Питер старался не давать ей воли. Он понимал, что при подобной внешности пялиться на Фэлри будут всегда и все, вне зависимости от пола и возраста, и ему придется с этим примириться – по примеру самого Фэлри.

Дело было даже не в красоте – Питер видел в Омороне красивых людей, которые совершенно не вызывали вожделения, ими хотелось просто любоваться. Но в эр-лане, в его сливочной коже, синих узорчатых глазах, в золоте его ресниц и волос было что-то почти мучительное. Его хотелось потрогать.

Питер еще в первый месяц их знакомства часто ловил себя на мысли, что, если уткнется лицом в шею Фэлри и коснется губами нежной кожи под ухом, это будет какое-то запредельное блаженство, не столько сексуальное, сколько чисто тактильное, как прикосновение летнего ветра или теплой воды. Эр-лан манил, как манит в жару синяя, сверкающая серебром гладь озера.

Вел себя Фэлри очень сдержанно, как пару их, конечно, никто не воспринимал; с одной стороны, это было беспалевно, с другой – начинало Питера слегка раздражать.

Он хотел, чтобы все знали: Фэлри принадлежит ему. Потому что, глядя на его прекрасное, непроницаемое лицо, порой сам начинал в этом сомневаться.

Заманчивое предложение служанки Питер решительно отверг, и они вышли на ночную улицу, где народу сильно поубавилось, но фонари горели по-прежнему ярко.

– Знаешь, где тут ближайшая гостиница? – спросил Питер отца, и тот грустно кивнул.

– Конечно. Раньше запрещали ходить по городу ночью, не знаю, как сейчас, но лучше поторопиться.

Едва они вышли из проклятого дома, как Сильван слегка воспрянул духом и теперь уверенно повел их по лабиринту улиц. Фэлри и Питер шли чуть позади.

– Удивительно, здесь можно вернуться в город спустя тридцать лет и найти его почти не изменившимся, – задумчиво произнес эр-лан, касаясь кончиками пальцев фонарных столбов, влажных от вечерней росы.

– В Омороне не так?

– О, в Омороне все меняется каждый день! Поэтому флаеры так удобны – программа постоянно отслеживает все изменения и доставляет тебя именно туда, куда нужно. Иначе, наверное, половину жизни оморонцы тратили бы на поиски того места, куда хотят попасть.

Эр-лан рассеянно улыбнулся, и у Питера, исподтишка любовавшегося им, захватило дух. У Фэлри был прекраснейший профиль – изящная ложбинка в том месте, где лоб переходит в переносицу, сильные скулы, стройная шея. Золотистый свет фонарей поблескивал на густых волосах, которые, казалось, нисколько не спутались и не запылились за время путешествия.

Фэлри поймал взгляд Питера, словно бабочку, севшую на плечо, и тепло улыбнулся.

– Мне нравится здесь. Жаль, что обстоятельства нам не позволят…