Выбор божества

Он резко толкнул ногами землю, и она послушно ушла вниз, волосы Фэлри сверкнули золотой искрой и пропали в густой зелени. Плавным движением руки Питер развернул тело в нужную сторону и помчался прочь от серой смерти, медленно, но неотвратимо поглощающей его мир.

Ветер сдувал слезы с лица, и ему даже не приходилось их вытирать.

Едва Питер скрылся из виду, Фэлри почти рухнул на колени, потом на бок, скрипя зубами от боли, которая жестоко обозначала контуры позвонков и ребер. Каждый глоток воздуха, мучительно втянутый и так же мучительно вытолкнутый, казался длиной в столетие.

Из горла Фэлри рвались тягучие стоны, он скреб пальцами по земле, горстями срывая мох и нежные лесные цветы. Он был почти рад, что Питер улетел и не видит его страданий, не испытывает чувства вины. Да и не смог бы он сейчас подняться в воздух – нужно дождаться, пока тело регенерирует.

Какое-то время Фэлри лежал на боку, тяжело дыша, точно раненое животное. Шелест листьев звучал так, словно кто-то потирал руки. Крошечная птичка с серовато-оливковым оперением пропрыгала в метре от Фэлри, скосила глаз-бусинку и, схватив что-то с земли, упорхнула.

Боль постепенно отступала. Оставалось только надеяться, что они упали достаточно далеко от Барьера – нелепая была бы смерть, хотя дело, конечно, не в нелепости. Просто Фэлри еще не мог позволить себе умереть. Он должен остановить уничтожение людей, в одиночку шансов меньше, но они есть.

Слова Питера причинили неожиданно сильную боль, за всю жизнь, наверное, никто не ранил Фэлри больнее, даже Инза со своим острым языком. Но по сути все верно – он не знает, что такое любить родителей, оберегать их. Что такое настоящая семья. Он вырос в настоящей семье, но никогда не был ее частью – ему не позволили, а он не слишком-то и пытался.

Но Сильван…

Они познакомились лишь сутки назад, но Фэлри каким-то образом успел привязаться к отцу Питера. По возрасту они не так уж далеки друг от друга, и есть в Сильване что-то очень близкое Фэлри. Особенно остро он ощутил это во время разговора с Карелом. Лэнгилл никогда не унижал Фэлри впрямую, но он чувствовал пренебрежение отца, и в душе все перевернулось, когда он увидел, как отвергает Сильвана его родной отец. И конечно, не мог не вступиться, не поддержать.

Они с Сильваном как два инструмента, настроенные в одной тональности, и мысль о том, что тот может погибнуть, невыносима. И все-таки Фэлри не мог отказаться от своего плана даже ради него.

Может, правда на стороне Питера, а может быть, и нет. Но если есть в мире что-то выше любви и привязанности, то это долг. Фэлри знал это совершенно точно, хотя никто не внушал ему подобных мыслей.

Он пошевелился и понял, что может встать. Ребра еще побаливали, но главная боль, хлеставшая точно плетью вдоль спины, исчезла. Фэлри провел ладонью над поясом и мгновение спустя уже смотрел на лес и солнце, перевалившее зенит, с высоты птичьего полета.

Эмиттеры Барьера, висевшие прямо над верхушками деревьев, точно огромные серые зонты, и правда опасно приблизились. Оставайся Фэлри на прежнем месте еще несколько часов – и все было бы кончено. Он огляделся в безотчетной надежде увидеть Питера, но небо пустовало. Его успело завалить облаками, они клубились и походили на громадные почерневшие мозги.

Фэлри передернуло. Запахнув поплотнее остатки куртки, он решительно взял курс на Оморон, но, как ни спешил, быстро понял, что не успеет до темноты.

К счастью, оставалось еще одно место, где мог укрыться беглый эр-лан.

Башня была закрыта и опечатана, но замок поддался с первого раза. Стоя на платформе подъемника, Фэлри не удержался и еще раз взглянул в сторону Барьера. Смеркалось, тени из черных становились синими, пылающий закат тоже погружался в глубокую вечернюю синеву.

Где-то там Питер и Сильван, и Фэлри вдруг остро ощутил, как ему их не хватает. Буквально на несколько часов ему показалось, что он стал частью чего-то большего, чем он сам – такого ощущения ни разу не возникало за тот год, что он провел в клане Лэ. Жизнь там пронизывало отчаянное напряжение, он постоянно что-то доказывал, соответствовал, стремился быть на высоте. Быть «настоящим» эр-ланом.

Рядом с Питером и Сильваном он впервые почувствовал, что его принимают таким, какой он есть. С красотой, которая порой воспринималась им как оружие, приставленное к его собственной голове. С его мыслями, чувствами и совершенно иным взглядом на мир. Он никак не ожидал подобного, он просто хотел быть с Питером… и неожиданно обрел семью.

Фэлри зашел в центральный зал, свет вспыхнул автоматически, но гало-экраны остались темными. Башня только законсервирована, все системы должны работать как обычно. Фэлри пощелкал пальцами, из распахнувшейся ниши в стене тут же выскочили два больших серых шара – и, точно восторженные собаки, закрутились вокруг ног.

– Бо, Милли! – Он с удовольствием похлопал по бархатистой серой оболочке морфо-кресел. – Да-да, я посижу, конечно, но чуть позже. Подождите меня здесь.