Выбор божества

Они сидели вчетвером за круглым столом в кухне нового дома, солнце радостно пронизывало кристально-прозрачные стекла; по сверкающей плите и утвари, по безупречно чистым лоскутным коврикам прыгали веселые зайчики. И все здесь было такое новенькое, чистое, хрустящее… аж до оскомины.

Питер смотрел на мать – в сегийской одежде она выглядела просто прекрасно, разноцветные глаза оживленно сверкали, седины в волосах значительно поубавилось, и они приобрели прежний золотистый отлив.

Сильван тоже полежал свое под настройщиком и как будто сбросил десяток лет, но, в отличие от жены, в сегийское не оделся. Во взгляде, устремленном на Крис, сквозила любовь и в то же время глубокая печаль.

И это было настолько созвучно Питеру, что хотелось вскочить, треснуть кулаком по столу и заорать – да, буквально заорать на мать.

Как она смеет быть такой довольной, как смеет говорить обо всем так, словно их прошлая жизнь ничего не значит, прошла и слава Всемогущему?! Как смеет строить какие-то планы, бросать их с отцом – опять бросать! – именно сейчас, когда они должны все вместе как-то пережить случившееся?

Но, разумеется, ничем он не ударил и ничего не сказал. Возможно, в нем и было что-то от матери, но от отца, несомненно, гораздо больше.

Крис поднялась и провела ладонью над поясом.

– Я в Оморон! – деловито заявила она. – Что-то вам привезти? Пока программа по Хранилищам не стартовала, я буду здесь.

Сильван и Питер синхронно покачали головами.

– Ну как хотите. Фэлри, не позволяй им тут киснуть, хорошо? – Она ласково потрепала эр-лана по щеке – еще одна манера, к которой Питер никак не мог привыкнуть, – вышла на крыльцо, энергично подпрыгнула и взмыла в яркое полуденное небо.

Питер последовал за ней, прикрыл глаза ладонью, пытаясь проследить ее полет, да куда там – небо над деревней так и кишело флаерами и «крылатыми» летунами. Крис «крылья» не включала, считала их излишеством и детством.

Тяжело вздохнув, Питер направился в курятник, собрать яйца. Эти искусственно воссозданные куры просто заваливали их яйцами, непонятно, куда их девать. Оставалось только радоваться, что они не выбрали дом с коровой – страшно представить, сколько она давала бы молока!

Кроме курятника, несушки раскладывали свои «сокровища» по окружавшим дом и забор кустам и зарослям сорняков. Поиск мог бы превратиться в забавное времяпровождение, не находись Питер постоянно в состоянии хмурого недовольства. Вот и сейчас он мрачно собирал беловато-розовые яйца, бормоча ругательства сквозь стиснутые зубы.

– Помочь? – раздался за спиной мягкий голос.

Фэлри присел на корточки, пошарил в высокой траве и вытащил очередное яйцо, потом еще одно. Питер машинально взял их и вдруг замер, уставившись на эр-лана. Тот смотрел на него снизу вверх, нежное лицо медленно заливал румянец, глаза блестели. Он выглядел сейчас так молодо, что казался ровесником Питера. Как и все деревенские, Фэлри ходил в простой белой рубашке и холщовых штанах – этот аскетичный наряд не только не портил, но даже подчеркивал его ослепительную красоту.

Рубашка сидела свободно, распахнутый ворот обнажал ключицы и верхнюю часть груди, словно выточенную из белоснежного мрамора. Загар практически не касался кожи эр-лана, и она оставалась такой же светлой и гладкой даже после целого дня на солнце. Золотые волосы, заплетенные в косу толщиной с морской канат, таинственно мерцали на фоне темной зелени.

Сильван недавно пошутил, что женщины в их деревне оклемались так быстро только потому, что изо дня в день наблюдали, как Фэлри ходит за водой к колодцу.

Они все смотрели друг на друга, пауза затягивалась, быстро становилась неуютной. Наконец Питер отвел глаза.

За месяц, прошедший со «спасательной операции», как называла ее Инза, и с того ночного поцелуя, они так и не поговорили по душам. Фэлри молча следовал за семьей Питера, словно как-то само собой разумелось, что они теперь вместе. Крис и Сильван, похоже, полностью разделяли эту уверенность.

Чего нельзя сказать о Питере.

Конечно, он был безумно рад, что Фэлри снова рядом. Но теперь, когда все закончилось и жизнь как будто начала постепенно входить в нормальное русло, он просто не знал, как снова подступиться к эр-лану. Как будто для сближения им требовалась какая-то угроза, стресс, Темный его знает, что еще – что-то, что прорвало бы барьер смущения и неловкости.

Порой Питер ловил на себе жгучие, откровенные взгляды, но Фэлри мгновенно отворачивался и делал вид, будто ничего не было. Вспоминались слова Инзы о том, что эр-лан тоже человек, а он, Питер, его только за ручку держит, пытая своим каждодневным присутствием и своей нерешительностью.

Но нерешительность здесь, к несчастью, имела место с обеих сторон, недаром они с Фэлри были так схожи.

Может, просто прийти к нему ночью, и все? Темнота, как говорит Инза, друг молодежи…

– Считаешь, она права? – с неожиданной резкостью спросил Питер – давно сдерживаемая, мучительная боль вырвалась наружу вместе со словами. – Ну, мама. Что так ко всему относится?