Выбор. Долгие каникулы в Одессе (СИ)

– Что, правда? – Моня догнал меня и пошёл рядом. – Твоя мама еврейка? Так ты совсем на еврея не похож, чистокровный гой по виду. Ой, извини, хотел сказать – чистокровный русский! – я усмехнулся. – Один-один. Ничья! И я действительно еврей только на четверть, но за гоя тебе морду бить не собираюсь. Но это длинная история и может быть когда-нибудь я расскажу её, но не сейчас. Давай мне свои папки и открой дверь в секретариат, мы уже пришли.

Придерживая подбородком стопку папок, шагнул в открытую дверь и услышал голос секретаря: – А! Миша Лапин, явился не запылился! Где тебя там черти носили? Отнеси документы на мой стол и можешь идти к себе, до вечера ты мне больше не понадобишься. Но сначала зайди в приёмную комиссию, они просили тебя туда заглянуть если ты не занят, им надо что-то там переписать. – я послушно направился к столу секретаря не заметив, как округлились глаза у моего добровольного помощника.

Да уж, поступал я в ассистенты к Вилинскому, а попал в рабство к приёмной комиссии. И ничего не поделаешь, запарка, приёмка документов, всем всё объясни, расскажи да покажи и за ручку отведи. Иной раз такие дубовые экземпляры попадаются, что только диву даёшься, на что кандидат надеется, если двух фраз запомнить не может. Ему уже всё разжевали и в рот положили, а он и этого проглотить не в состоянии. Так и хочется иной раз такому тормозу треснуть по затылку, может от этого процесс и не ускорится, но хоть с места стронется. И это только абитуриенты, а ещё есть их мамаши, папаши, дяди, тёти…

Вот меня и выпускают на передний план, в надежде что взрослые люди к подростку цепляться не будут и слёзно умолять принять их гениального ребёнка на обучение не станут. И просить при прослушивании сделать родному чаду скидку на волнение, смущение и прочее… тоже постесняются. Ага! Как бы не так! Видимо меня воспринимают как родственника кого-то из комиссии, устроенного на непыльную работёнку по блату и атакуют своими мольбами и просьбами как бы не больше, чем кого-либо другого. Хорошо хоть взяток сразу наперёд не предлагают, а лишь обещают отблагодарить впоследствии. Видимо моей молодости не доверяют, а то вдруг взять-то возьму, а дела не сделаю и с кого спросишь потом?

Ну, и мой каллиграфический почерк не последнюю роль сыграл при выборе помощников в приёмную комиссию. Писать надо много, а у меня это получается и быстро, и разборчиво. Даже не знаю, радоваться такой моей фишке из прошлого, или печалиться. А ещё я опять рисую карандашом и пером, мог бы и красками, но как-то я их побаиваюсь. В прошлой жизни не довелось. Хотя в армии дембеля по первости и наезжали на меня, как, мол, так? Писарь и рисовать не умеешь? А кто нам дембельские альбомы оформлять будет? Но потом смирились, если карандашный набросок или рисунок, то я всегда пожалуйста, а если красками, то это не ко мне.

Я вышел в коридор и увидел Моню, подпирающего спиной стену. Он что, ждёт меня? А нафига? Но двинувшаяся мне навстречу рыжая, ушастая, но складная худенькая фигура сомнения в этом не оставляла. – Ты и правда Миша Лапин? Студент Муздрамина?

– Ну то, что я Миша Лапин это точно! Только уже не студент. Институт я в этом году окончил, сейчас подрабатываю у Вилинского Николая Николаевича ассистентом. А ты что-то хотел?

– Вот нифига себе! Расскажу ребятам в клубе, так не поверят, что я с самим Лапиным познакомился! Ты же дирижёр «Поющей Одессы»? Я не ошибся? – в глазах Мони было столько опасения оказаться разочарованным, что мне стало опять смешно и я поневоле заулыбался. – Нет, ты действительно не ошибся, я тот самый Лапин, музыкальный руководитель ансамбля. А ты значит наш фанат? – и заметив непонимание в глазах парня, поправился: – Ну, в смысле поклонник нашего ансамбля?

– Да! У нас в оркестре вам все завидуют! В смысле по-хорошему завидуют! – поправился опять смутившийся Моня. – У вас музыка лёгкая весёлая прямо заводная хоть и разноплановая, чтоб так музыку писать надо талантом быть! Мы много ваших песен поём, но всё по-честному! – юноша немного сбился и оттого зачастил. – Мы все ваши песни в рапортичках указываем, так что не беспокойтесь, мы их у Вас не воруем. – и мой собеседник даже немного покраснел от волнения. – А твоя песня «Жемчужина у моря» это вообще шедевр! Об Одессе мало песен сложено, надо бы больше, но как писать после такого? Лучше вряд ли напишешь, а с плохой позориться не хочется. – и парень слегка загрустил.

– А вот это Моня ты зря! Песни писать надо. И поверь мне, написано будет ещё много, в том числе и об Одессе. Может ты и напишешь! – мы двинулись по коридору в сторону приёмной комиссии. – Ты документы-то подал? И, кстати, как тебя зовут по-настоящему? Моня – это ведь имя уменьшительное? От Соломона или от Эммануила?