Выбор Донбасса

Юрий и Миро смотрят друг на друга, не отвечают.

Голос. Да слышите, знаю. Понять хочу. Что вам здесь, на Донбассе, нужно? С кем вы приехали воевать?

Юрий. С фашистами.

Голос. А где вы тут фашистов нашли?

Юрий. Ну, а кто вы? День Победы отменили, старикам запрещаете их ордена надевать, по улицам эсэсовцы маршируют — ветераны дивизий «Нахтигаль» и «Галичина», памятники Бандере ставите, мирные дома из «градов» поливаете… Людей сожгли в Одессе…

Голос. А что — «в Одессе»? Ну, сожгли полсотни мудаков и правильно сделали! Зато — вся Одесса шелковой стала. И в Донецке хотели — да не успели, вот теперь и результат… А Бандера-то чем вам так не нравится?..

Дверь шкафа открывается, на пороге Котик, — невысокий, щуплый нацгвардеец, с автоматом в руках.

Котик. Вот, я бандеровец. Страшно? Шмальнуть, что ли, вас обоих одной очередью?.. Да ладно… Вот…

Вынимает из кармана вскрытую пачку печенья, протягивает ее Юрию и Миро.

Печенья хотите? Берите, берите, не бойтесь!

Миро берет одно печенье.

Миро. Спасибо.

Котик. Вот видите, я, бандеровец — вас, сволочей, печеньем кормлю.

Садится на корточки, протягивает пачку Юрию.

Берите еще! Француз!..

Голос Семерки. Котик! На хрена ты печенье переводишь? Этим двоим уже ничего не нужно!

Двухметровый Семерка отодвигает Котика от двери. Рядом с ним — два охранника.

Семерка. Француз, выходи. И подружку свою словацкую бери. Я же тебе сказал, что ты труп. А ты, вижу, не поверил. Зря. (Охранникам.) К стенке их.

Школьный двор — утро

Охранники выводят Юрия и Миро и ставят к полуразрушенной деревянной стене школьных мастерских.

Семерка поднимает автомат, проверяет магазин, вставляет обратно, передергивает затвор.

Семерка (Юрию). О, да ты крещеный? Я тоже. Ладно, я ж не зверь. Крикнешь — только громко: «Слава Украине!» — и я тебе дарю еще день жизни. Словак, ты тоже кричи! Ну?

Семерка опускает автомат. Ждет несколько секунд.

Семерка. Ну, падла, молись, чтобы мы на том свете не встретились. Я тебя и там достану.

Вскидывает на Юрия и Миро автомат.

Во двор, въезжает «мерседес» и тормозит около Семерки. Дверь «мерседеса» открывается. Из машины выходит Ираклий.

Ираклий (Семерке). Спасибо, вовремя ты их вывел! Опусти автомат, еще успеешь. А пока — небольшая фотосессия.

Ираклий достает смартфон, фотографирует Юрия.

Ираклий. Француз, выше голову! (Снимает.) Ну, давай и тебя, словак, щелкнем. (Делает еще снимок). Уведите их обратно.

Семерка. Ну, ты француз, прям, модель, сука, звезда. Портфолио на тот свет готовишь? Ублюдок! Я сказал, что ты труп, значит, будешь труп! До завтра, подружки!

Охранники заталкивают Юрия и Миро в шкаф, закрывают засов.

Офис комиссии ДНР по пленным — день

Багира одна, сидит за столом. Перед ней наполовину пустая бутылка водки. Стук в дверь. Багира не реагирует.

Дверь открывается. Входит Начштаба. Проходит, садится к столу, напротив Багиры. Пауза.

Багира разливает оставшуюся водку в два стакана.

Они выпивают.

Багира. …Ну, сделай же что-нибудь, Саныч! Уговори Первого отдать им за него этого толстомордого полковника из «Азова»! А?.. Пока Анри еще тут, пока его в Киев, в подвалы СБУ не отправили!

Начштаба. Некого отправлять, Багира, в Киев. Мы связались со школой, они говорят — у них пленных нет. Похоже на то, что его расстреляли.

Багира. Что ж такое–то, Саныч?.. Я, что ли, такая прокаженная?

Начштаба. Ты–то при чем тут, Багира?

Багира. Да понимаешь, чертовщина какая–то: только мужик какой появится около меня — хоп! — расстрелян. В Славянске мне Лаврик, командир спецгруппы, прохода не давал — его за мародерство расстреляли. В Харькове, в плену, начальник СБУ меня из такого ада вытащил, — выходи, говорит, за меня, я ему — нет, не люблю, не выйду, а он все равно меня в списки на обмен под чужой фамилией внес, — я здесь, а его укры за меня расстреляли…

Начштаба. Анри, что ли, тоже тебя замуж звал?..