Выбор Донбасса

потеет под прохладою сукна. 

А ветер занят чисткой дымохода.

И пахнет сеном скошенным кувшин.

И бравая мышиная пехота

готовность к наступлению шуршит.

В консервной банке смятые окурки…

След копоти крестом на потолке…

И дедова простреленная бурка

ворочается в старом сундуке.

БЕРЕГА 

Светит солнце за Днепром 

царскою монетой. 

Ветер ходит напролом 

к Богу за советом. 

Что привиделось ему — 

страшно и нелепо. 

Вот и бьётся наяву 

в запертое небо. 

Раскраснелись облака 

в пеших у мороза. 

Скорым вьюгам выкликать 

намертво тверёзых. 

Кто по батюшке, кто так — 

ухарь-сиротина. 

В чистом поле пришлый мрак 

быль наворотила. 

Улеглись богатыри 

в тесные воронки. 

Поклевали снегири 

Ладанки-иконки. 

Завздыхало старичьё: 

«Хуже не бывает!» 

Тех, что были ни при чём, 

снегом заметает. 

А за странницей-рекой, 

на Семихолмовье 

тешит колокол рябой 

стольное зимовье. 

Припекают крендельки, 

снаряжают ёлки. 

Вяжут дворники-деньки 

новые метёлки. 

У церквей толпится сброд, 

мелочь вымогает. 

По трактирам прошлый год 

счастье пропивает. 

Стали семечки халвой. 

Заурчали гусли… 

А за речкой наливной... 

...убивают русских. 

* * * 

Какой бессмысленный приказ — 

тянуть волынку. 

Меняла видимость не раз 

свою картинку. 

Сужает площади зрачок 

калёный ветер. 

Один-единственный щелчок… 

И ты — бессмертен! 

Одна единственная боль… 

По нисходящей. 

А первой крови алкоголь — 

последней слаще. 

Освоит пёстрая толпа 

повадки стаи. 

И жизнь сотрёт себя со лба, 

мол, отпускаю… 

Но это дальше, а сейчас — 

по той же схеме. 

Нас чёрт не выдал, Бог не спас… 

Ещё не время. 

СКВОЗЬ СЛЁЗЫ

Мы мазаны миром одним, 

да вскормлены хлебом небесным. 

Пожухлой листвой наводнил 

укромный овраг перелеска 

бой дыма с вечерней зарёй. 

Вполне безобидная тяжба… 

Но ты опоясан землёй 

и крик, пережёванный жаждой, 

уже не содержит имён 

в проклятиях и междометьях. 

Вороньим крылом опалён 

шеврон ополченца столетья. 

Пока сотрясает стволы 

прощальным до одури всхлипом, 

мне каска с твоей головы 

защитным мерещится нимбом. 

И бурая грязь на бровях — 

тесёмка тернового следа.

И капли на низких ветвях 

набухли глоточками света. 

Мы мазаны миром одним, 

да стреляны попеременно… 

...Однажды мы выйдем к своим 

в условленной точке Вселенной. 

БЛОКАДНЫЙ АДРЕС 

Устроит дверь скрипичный свой концерт, 

окно приблудным ветром распахнётся… 

Хрустальной люстры жалобный фальцет 

по жизни полутёмной разольётся: 

зайдутся блики в качке высоты, 

оттачивая призрачные лица. 

Останутся столетью за труды 

листы письма на пыльных половицах. 

И книжный шкаф, как старый саквояж, 

хранивший метки странствий одиночных, 

классического времени тираж 

предъявит обвинением бессрочным. 

За то, что знаменитым именам 

наскучило довольствоваться малым. 

За то, что оды греческим богам 

ударною волной перелистало. 

Кого насытить сдобой старины? 

Кого вернуть из без вести пропавших?

Кому приснится счастьем до войны 

голодный город в золоте монаршем?

* * *

На ступеньках столичного храма 

маленькая девочка останавливается,

крестится и спрашивает маму:

— А в раю на каком языке говорят? 

На русском?

* * *

Белый Город сыт по горло 

чудесами пришлых пеших.

Солнце катит беспризорно 

счастья колотый орешек.

Птахи крошат оперенье 

под неласковые взгляды.

Ходу светопреставленья

урождённые не рады.

Им отныне — быть бы живу.

Присушил тяжёлый случай.

Беды вдовьего пошива

наловчились поболючей.

Не даёт лихое спуску…

Перебежки, перепрятки…

Белый Город звался русским...

Стало русскому не сладко.

Во дворах стареет детство…

Вдоль дорог не спеет вишня…

Город с Небом по соседству

на миру недобром лишний.

Мама раму намывала,

да войной побило ставни… 

Что упало, то пропало…

Собирает время камни.

Как зашлось, так поведётся,

от порога до порога…

Этот Город не вернётся.

Он решил увидеть Бога.

Где ветра не чахнут чадом

над неладною верстою,

Белый Город станет Садом...

И приснится нам с тобою.

Андрей Шталь (Краматорск)

Непобежденный

вольный перевод из Уильяма Хенли

Из тьмы, подобной палачу,

Из мрачной ямы черных бед

Опять «спасибо» я шепчу

За все, что принял мой хребет.

У нежити в тисках оков,

Когда весь мир катился вон,

Я, к огорчению врагов,

Был цел и был непобежден.

Пусть впереди все та же мгла,

И ждет страданий легион,

Пусть буду я телесно слаб,

Мой дух не будет побежден.

Каким бы сложным ни был путь

В кромешной тьме, в пучине дней

Иду, ветрам подставив грудь,

Я капитан судьбы своей.

После обстрела

Я помню звон разбитого стекла,

Свист мины, траекторию полета.

Хотелось мне бежать, подобно Лоту,

Смерть пощадила — рядышком прошла.

И я стоял живой средь мертвых тел,

Похоже, мне выкапывать могилы.

Вон у соседей дом разворотило,

А мой случайно оказался цел.

Рыбалка на Донце

Здесь не были ни Леннон, ни Маккартни,

Но пролетают майские жуки.

Здесь столько кислорода, что закаты

Горят за камышами у реки.

Здесь желтой не пройти подводной лодке,

Но возле пирса сушится тарань,

И лодочник, хлебнув холодной водки,

Нам на ночь выдает катамаран.

И после восхитительной рыбалки

В молочных водах при большой луне

Тебе и мне ни капельки не жалко,

Что здесь течет не Темза, а Донец.

Скотный двор