Выбор Донбасса

— Костик всё же как погиб, не скажете? Я тут прикинуть прикинул время и события, и всё же думаю, что был он на Украине, на Саур-Могиле. Второй прадед его, Иван, за её штурм ранение и орден в Отечественную получил. А Костик наш такой, за родовую память спуску никому не даст. А? Или молву пускать по селу не надо про «северный ветер»?

События в соседней стране, надо полагать, интересовали бывшего председателя сильно, если знал термин, обозначавший поездку добровольцев на помощь Донбассу.

— Не надо, — согласился Кречет.

Костя был действующим офицером, и что во время отпуска поехал не на море, а к донбасским терриконам, относилось к его личному делу. И, как выясняется, продиктованному не бравадой вояки, а памятью о предках. Даже измени им тогда в суворовском командир роты судьбу из-за мальчишеской сигаретной затяжки, наверняка бы каждый вырулил на свою тропинку. Судьба всё же — не от кукушки, она есть сам человек…

— Фёдор Степанович, а можете показать нам село, окрестности? Хочется посмотреть, где Костя рос, — вытащил Сергей ключи от машины.

— Тогда с кладбища. Оно на пригорке, село оттуда как на ладони. Так что мы тут под присмотром у мёртвых, забаловать не забалуешь. И родители Костика там, на мотоцикле разбились. Кладбище — оно, как телевизор, всех к себе собирает...

Провожали Зойку-партизанку в Дом ветеранов, как отправляли раньше ребят в армию — всем миром. Это приходило на ум и потому, что сидела она на покосившемся крылечке в кофте, на которой вразнобой, без положенной очерёдности в статусе, теснились и блестели, как чешуя на кольчуге, ордена и медали. Распоряжалась суетой баба Сима, получившая ключи и наказ присматривать за домом. Угощения и подарков хватало: Сергей утром смотался в Суземку, и теперь баба Зоя одаривала подходивших к ней подруг полотенцами, чашками, блюдцами, фартуками. С мужиками получилось проще: два десятка пил-ножовок хозмагу принесли план, а им — радость.

— От меня. На память, — всматривалась в лица подходивших к ней односельчан баба Зоя, силясь удержать в памяти образы тех, с кем прожила рядом всю жизнь.

— А кому самогоночки, самогоночки кому, — толкался с трехлитровой банкой среди собравшихся худощавый, изрядно подвыпивший, а потому добрый, взлохмаченно-лысый мужичок. — И-и, чистейшая. Глядишь в неё и себя видишь, — рекламировал, видать, собственное производство.

Детям раздавались конфеты. Поскуливал Кузя — при сладком столе собаке только глотать слюнки. Баба Зоя, непрерывно трогавшая вынесенные из дома сумки с вещами, вдруг просветлённо, а потому тревожно встрепенулась:

— Грамоты! Где грамоты?

— Какие тебе грамоты, Зоя Павловна! — успокоил председатель, подсевший рядом на скамейку и приобнявший бригадира за плечи. Лавка от веса перекосилась, едва не уронив хозяйку с кавалером. Видать, и в самом деле подоспело время отъезда. — Ты теперь в городе можешь ногой показывать и командовать, что делать. Город — он к ветеранам приспособленный.

— Так приеду к людям, а они и знать не знают, какая я была работящая. На божничку положила, чтоб не затерялись. Проверь, — приказала Сергею, как Костику.

Память у бабы Зои работала, зря она стучала себя по лбу: стопка трудовых грамот с красными знамёнами и портретами Ленина и впрямь своей высотой едва не закрывала Богородицу. Рядом с «Молитвословом» лежал не менее затёртый партийный билет в традиционной красной корочке и с датой вступления в партию в 1943 году — время самых тяжёлых боёв партизан перед Курской битвой. Верили, верили в победу даже восемнадцатилетние девочки, находясь в полном окружении врага! Тут же лежали перетянутые резиночкой удостоверения на награды. Божничка словно хранила не только жизнь бабы Зои, но и историю страны, примирив коммунистов и атеистов, красных и белых. Закладкой в «Молитвослове» служила палочка от «Эскимо», возможно, ещё Костей когда-то купленного, и Сергей не быстрее бабы Зои выговорил буквы её ежевечерней молитвы:

— Свете тихий… пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поём… Бога… мир Тя славит…

Сложив содержимое, Сергей не посмел при этом тронуть Богородицу: а и впрямь, пусть остаётся охранять дом с невестой-печкой и фотографиями.

— Ох, чую, какой-то обман мне идёт, — вцепилась, как в спасательный круг, в свою бумажную биографию баба Зоя. Вот ведь поколение: сумок с одеждой не надо — дай прижать к груди документы. — Колесом пошёл белый свет. Такого сам татар не придумает, как я с этим отъездом. Кому я там нужна буду? Костик! Где Костик?

Стоявшие рядом бабы опустили головы, кто-то перекрестился: минуй нас подобная участь! Хозяйка опять выделила взглядом Сергея, более всего запомнившегося рядом с именем внука, поманила. Шепот у теряющих слух людей настолько громкий, что услышали все:

— А хоронить чтобы всё равно сюда привёз. Хоть косточками, а вернусь.