Выбор Геродота

Зато ради сограждан стратег не скаредничал. Во время бесплатного обеда бедняк должен был выполнить единственное требование: поел — убери за собой.

Все, кто приходил в его сад за фруктами, знали: рви, сколько надо, но сверх меры не брать, плоды на земле не давить, ветки не ломать. За выполнением этого правила следили товарищи Кимона из дема Лиады. Нарушителей в сад больше не пускали, а то и поколачивали.

На роль шафера согласился Аристид. Политик преподнес Кимону в качестве свадебного подарка голубой хитон из тончайшего египетского льна.

Он откровенно признался другу:

— Извини, что вручаю до свадьбы, но приличной гражданской одежды я у тебя не припомню. Конечно, кожаный торакс кавалериста тебе идет, но после Саламина и Платей пора обратить внимание на прелести мирной жизни. Ты не только воин, но еще и знатный эвпатрид.

— Спартиат такой бы никогда не надел. — Кимон недоверчиво мял нежную на ощупь ткань. — Слишком роскошный. Найду что-нибудь попроще.

— Мы не в Спарте, — резонно заметил Аристид. — Рядом с тобой будут находиться лучшие люди Афин. Подумай об их репутации. И о своей тоже. Ты же не хочешь, чтоб к тебе прилипло прозвище твоего деда — Коалем?[24]

Пришлось согласиться.

Однажды вечером в андрон вошла Эльпиника. С улыбкой развернув сверток, достала изящные сапоги из мягкой кожи на толстой подошве. У Кимона перехватило дух от нежности. Скрыть чувства не получалось. Сестра отвернулась и быстро вышла. Только тогда он заметил в темноте прихожей мужской силуэт. Ему захотелось швырнуть подарок об стену…

Вот и полнолуние.

С раннего утра дом Эвриптолема походил на лагерь армии перед отступлением. Рабы носились по дому, выполняя поручения взвинченных хозяев. Еще до рассвета на дверь в заборе были прибиты оливковые ветки: пусть соседи знают, что сегодня — день свадьбы.

Мужчины расставляли в перистиле садовую мебель, чтобы гостей можно было разместить на свежем воздухе. Доставали из кладовой посуду, припасы. Рабыни помогали Фие на кухне готовить блюда для второго завтрака.

"Надо еще пшеничной муки… Забыли мед для пирога… Почему никто не может принести дров? Я что — все сама должна делать?" — Нервный голос хозяйки разносился по кухне и подсобным помещениям.

Ойкеты сбивались с ног, но количество срочных дел не уменьшалось.

Исодика наряжалась в гинекее. Плакать ей почему-то не хотелось. Пока Токсофила обмывала хозяйке ноги калидонской водой, обе девушки прыскали по любому поводу.

Зато когда невеста надела золотую диадему, они одновременно ахнули от восторга. Обруч тонким стеблем охватывал голову. Листочки и раскрывшиеся бутоны мирта так натурально были собраны в букет, что казались живыми. Будто их только что сорвали, а потом просто обсыпали золотой пудрой.

Розовое покрывало лишь подчеркивало невинность свадебного наряда. В золотой диадеме и белоснежном хитоне Исодика походила на юную Геру. Невеста гордо вскинула голову — пусть гости знают, что она готова стать хозяйкой в доме, как стала хозяйкой Олимпа супруга Зевса-громовержца.

Наконец под переливы флейты к дому Эвриптолема подошел жених в сопровождении родственников и друзей. Венок из нежно-фиолетовых цветков гибискуса отлично подходил к голубому хитону Кимона.

Двери перед ними распахнулись. Гости прошли через прихожую в андрон, где уже ждали хозяева. Когда из гинекея спустилась невеста, по залу прокатился вздох радостного удивления.

Держа дочь под руку, Эвриптолем подвел ее к очагу. Бросил горсть зерна и несколько оливок в пламя. Добавил к жертве клок шерсти. Плеснул вина из канфара.

Затем повернулся к гостям и торжественно объявил: "Отдаю дочь мужу. Снимаю с нее защиту предков. Отныне этот очаг для Исодики закрыт. Пусть она теперь чтит предков мужа и приносит жертвы его домашнему очагу".

После взаимной клятвы в верности супруги вместе с гостями проследовали в перистиль к домашнему алтарю Зевса Геркейского. Здесь жертвы ради блага счастливой семьи приносили уже все желающие. По дороге Исодика бросила взгляд на нишу со статуэткой Артемиды. Все в порядке — прядь волос на месте.

Близкие мужа были представлены многочисленной дальней родней и товарищами по партии. Аристид в качестве шафера упивался вниманием участников церемонии.

Дети первыми услышали приближающуюся повозку. До дверей молодоженов сопровождал флейтист. Музыкант смешно надувал стянутые кожаными ремешками щеки, от натуги приседая и раскачиваясь. Но мелодию держал виртуозно.

Исодика уселась на двуколке между Кимоном и Аристидом. Покрывало волнами спускалось по плечам, обнажив тонкую шею. Завитые в валики волосы были схвачены бантом на темени. Над прической подрагивал золотой миртовый листопад.

Следом шла Фия.

Кимон придерживал коней, чтобы теща успевала за повозкой. Эвпатридка обеими руками сжимала брачный факел, зажженный от домашнего очага. Зимний ветер совсем распоясался — нахально трепал пламя, играл с локоном над ее ухом, выгоняя слезы из уголков глаз.

Процессия родственников и друзей раз за разом начинала гимн Гименею. Прохожие подхватывали песню. Многие желали молодоженам здорового потомства и крепкой любви.