Выбор Геродота

Гость смущенно улыбнулся:

— Есть кое-какой опыт.

Паниасид хлопнул себя по бедрам и заразительно засмеялся.

— То-то я смотрю, ты совсем не похож на сладкоречивого старца Феникса из "Илиады". А что пишешь?

— Да много чего, — покраснел афинянин. — Руку набивал на свадебных Гименеях, френах и застольных сколиях. Они у меня получались простыми, как песня мукомола. Потом увлекся стихами Сапфо, Анакреонта, Алкея, которые они писали для пения под аккомпанемент лиры. Начал им подражать, ходил по Афинам и бренчал на струнах под окнами богатых домов, пока не прогонят. Тем и кормился… Потом перешел на эпос и стал рапсодом. Денег получалось собирать больше, но одинокого чтеца всякий может обидеть. Никогда не знаешь, что тебя ждет после выступления — сытный обед в харчевне или тумаки лихих людей. Вот как сегодня…

Он процитировал Гесиода:

Тысячи ж бед улетевших меж нами блуждают повсюду,
Ибо исполнена ими земля, исполнено море[30]

.

Повисла пауза.

— Откуда ты? — Спросил Геродот, чтобы поменять тему.

— Из Лошадиного Колона.

Геродот замялся и вопросительно посмотрел на Паниасида.

Тот пришел на выручку племяннику:

— Это западный пригород Афин.

Потом обратился к гостю:

— Прости его, он еще не был в Афинах. А я прекрасно помню рощу Эриний и храм Посейдона. Кстати, где ты остановился?

— Живу в общине аэдов. Они заняли заброшенный портик возле некрополя. Вы-то что здесь делаете? — теперь вопрос задал уже гость.

— Мы в Коринфе проездом, через пару дней двинемся в Дельфы. Хотим получить ретру[31] от пифии, — ответил Паниасид. — Я не для себя стараюсь, а для племянника.

Он кивнул в сторону Геродота.

Потом продолжил:

— Со мной все ясно, я либо мечом орудую, либо сочиняю поэмы. А вот у него вся жизнь впереди, надо выбрать правильное занятие.

— Поэмы? — переспросил Софокл. — Так ты аэд? Значит, мы с тобой товарищи по цеху, с той разницей, что рапсоды сами ничего не сочиняют, а просто читают чужие тексты.

— Я хочу возродить в литературе традиции Гесиода и Гомера, — увлеченно заговорил Паниасид. — Сейчас в Афинах расцвел драматический жанр, хотя лирика все еще популярна. А вот про эпос почти забыли. Вернее, Гомер, конечно, вечен, но продолжать его дело в Элладе некому.

Софокл уважительно закивал головой:

— Полностью согласен. Как тебя зовут?

Паниасид назвал свое имя.

— Ух ты! — Гость не мог скрыть удивления. — Я знаю твои поэмы "Гераклия" и "Ионика".

Он процитировал:

Быстрой стопою Парнас миновав заснеженный, явился
К водам бессмертным Касталии, дщери реки Ахелоя.
Ибо страдала Деметра, страдал и Хромец велеславный,
Ибо страдал Посейдон и страдал Аполлон среброрукий,
Службу у смертного мужа неся в продолжение года,
Ибо страдал и Арес кровожадный, отцом принужденный[32]

…

Потом добавил:

— Ну, с Гераклом все ясно — это величайший эллинский герой. Но почему дориец решил обратиться к истории Ионии? Ведь дорийцы и ионийцы извечные враги.

— Так это когда было, — не согласился Паниасид. — Я в "Ионике" как раз и рассказываю о мессенцах Кодре и Нелее, которые в древности защищали Аттику от дорийцев.

Он подхватил с блюда горсть маринованных оливок, после чего снова заговорил:

— У нас в Галикарнасе ионийцев пруд пруди, потому что до Милета рукой подать. Мы все — ионийцы, эолийцы, дорийцы и карийцы — живем бок о бок уже не одну сотню лет, поклоняемся Аполлону Триопийскому, поэтому можно сказать, что сроднились. Даже браки между собой заключаем. Моего отца зовут Полиарх, а его родного брата — Ликс. Это карийское имя, хотя он тоже эллин. Меня, как уроженца Дориды, всегда интересовало все, что связано с историей соседних областей…

Софокл жестом остановил галикарнасца, после чего попросил слугу заменить опустевшую ойнохою полной.

— Эта за мой счет, — запротестовал он, когда увидел, что Паниасид собирается расплатиться за вино, — ты все-таки мой спаситель, и я хочу тебя отблагодарить. Извини, что я тебя прервал…

— Так вот… — Выпитое вино развязало галикарнасцу язык. — Мне, конечно, пришлось попотеть, потому что "Ионика" — это историческая поэма. Ни Гесиод, ни Гомер так не писали. Получается, что я не просто аэд… Даже не знаю, как меня назвать, историческим эпиком, что ли… Единственное, что я заимствовал у Гомера — так это эпический диалект, только его сначала изучить пришлось, чтоб не опозориться. Потом…

Он осушил свою глиняную кружку-хою. Софокл с Геродотом последовали его примеру. Паниасид увлеченно рассказывал: