Выбор Геродота

— Где взять исторические сведения? Ведь с дорийского нашествия утекло много воды… Ясное дело, у эсимнета Галикарнаса хорошая библиотека, только в ней мало записей по истории Эллады. Галикарнасцы — подданные Ксеркса, поэтому основная часть библиотеки содержит сведения о нем самом, его отце Дарии и деде Кире Великом. Мы с Геродотом, конечно, многое из того, что там было, прочитали…

Заметив недоумение на лице афинянина, он с кривой усмешкой пояснил:

— Сословные привилегии… Сейчас дела у многих галикарнасцев идут неважно, потому что Лигдамид ввел непомерную подушную подать. Но пару лет назад деньги в наших семьях водились. Так что у нас с племянником был годовой платный абонемент на посещение библиотеки.

Паниасид понизил голос до шепота:

— Нашлось там кое-что и про знаменитые битвы: при Эвбее, Марафоне, Саламине, Платеях, Микале… Эллины, конечно, победили, но… Сам понимаешь: ход событий в трактовке персов отличается от официальных сведений Буле. Персидская полевая разведка работает хорошо. Ей, например, стали известны данные о реальных потерях Мильтиада при Марафоне, а еще — какими методами Фемистокл выбивал деньги из знатных афинских семей на постройку флота. Мы также наткнулись на протоколы переговоров Аристида с полисами — членами Делосской симмахии и его отчет о тратах сокровищницы из храма Аполлона на Делосе. Узнали много интересного… Там были имена предателей из Аргоса, Фив, Дельф, с островов Эгеиды, которые отказались воевать с Дарием. Геродот, когда добрался до этих манускриптов, стал сам не свой. Память у него отменная: прочитал один раз — как в камне высек.

Паниасид показал пальцем на племянника:

— Теперь он бредит историей. А вот что делать дальше, к чему приложить способности — не знает… Вот мы и хотим узнать у пифии, что ему предначертано судьбой: пойти путем аэда, как я, или стать рапсодом, генеалогом, может быть, даже логографом[33].

Софокл повернулся к Геродоту.

— А что, логограф — профессия прибыльная. Будешь выступать в суде или писать речи для ораторов. И то и другое сулит неплохие гонорары.

Геродот покраснел.

— Нет, — ответил он, — эта работа не для меня. От логографа требуется изворотливость в трактовке законов, а мне по душе достоверность и честность в изложении событий. Даже не знаю, что сказать… Гомера или Гесиода превзойти все равно не получится, да я и не стремлюсь, потому что они описывают жизнь героев и богов. Мне хочется найти связь между поступками людей и событиями прошлого, докопаться до причин, правильно оценить последствия… Другое дело труды Гекатея, особенно "Описание земли", где милетянин рассказывает о том, что видел собственными глазами. При этом он пишет простым языком, не умничает. Вот кому я стал бы подражать…

Паниасид поднял хою.

— У тебя все получится, я верю… Так выпьем за то, чтобы твое призвание, наконец, проявило себя в полной силе и ты на любимом поприще создал труды, достойные почитания потомков.

Он хохотнул:

— Немного пафосно получилось, зато от чистого сердца.

Компания продолжала свою маленькую дионисию до наступления темноты. Попрощавшись с новыми друзьями, Софокл нахлобучил мятый петас, после чего нетвердой походкой направился в сторону некрополя.

4

Утром рапсод двинулся к центру Коринфа.

От придорожной гермы, украшенной дельфийскими надписями, он свернул в сторону агоры, но обошел ее стороной через рабочий квартал. Дома ремесленников лепились друг к другу, словно гнезда ласточек.

Плотные ряды построек изредка прерывались маленьким садом или огородом.

Возле мастерских высились стопки сырцовых кирпичей, сложенные в штабель деревянные колоды, связки жердей, кипы льна, хлопка, дубленых сапожных шкур…

Вымостка вела вверх.

Вскоре рапсод подошел к старинному двухэтажному мегарону, портик которого возвышался над гроздью убогих лачуг. Сложенные из известнякового лома стены держались за счет штукатурки на саманной основе, а цоколь для прочности был обложен сырцовым кирпичом.

Он проскользнул сквозь арку бутового забора в перистиль. О богатстве хозяина говорили ярко раскрашенные анты и балкон гинекея — роскошь, облагаемая в Коринфе приличным налогом.

Привратник впустил его без возражений. Кивнув ойкету, который надраивал мозаичные стенки бассейна, гость взбежал по ступеням и блаженно окунулся в прохладную темноту колоннады.

За тяжелой портьерой открылась прихожая. Над изящными бронзовыми тимиатериями курился дымок. Пахло эвкалиптом, можжевельником, лавандой.

Еще один ойкет окинул афинянина внимательным взглядом, после чего тоже кивнул в знак приветствия. Слуги знали, что рапсод зря не мозолит хозяину глаза, а значит, для раннего визита есть серьезная причина.

В андроне царил полумрак.

Хозяин возлежал на клинэ под простыней, то и дело проваливаясь в чуткий от похмельной истомы сон. Симпосий, конечно, дело хорошее, но употребление вина наравне с молодежью чревато последствиями.

Ему было за пятьдесят, поэтому ночные излишества требовали обязательного утреннего отдыха. Друзья и компаньоны редко отваживались на визит в это время дня — агораном делал исключение только ради важных дел.