Выбор Геродота

— Мне Исодика рассказала. Так вот… Сикионский тиран Клисфен из рода Алкмеонидов решил выдать замуж дочь Агаристу. На смотрины прибыли тринадцать женихов со всей Эллады. С каждым из них Клисфен лично провел беседу. Больше других ему понравился афинянин Гиппоклид — за веселый характер, доблесть и родство со знатным родом Кипселидов из Коринфа. Клисфен уже потирал руки в уверенности, что нашел для дочери отличного мужа. Но тут случилось непредвиденное… Он устроил для жителей Сикиона пир, на который пригласил всех женихов. Гиппоклид напился и начал такое вытворять! Плясал как сумасшедший, расталкивая гостей, а потом залез на стол, уперся в него головой и стал болтать в воздухе ногами. Стащив бузотера со стола, Клисфен заявил ему в лицо: "Ты проплясал свою свадьбу!" Вот тогда горе-жених и ответил: "Гиппоклиду наплевать".

Филомела смеялась.

— Хорошая история, — одобрила она, — а главное — поучительная: за хорошими манерами может скрываться буйный нрав.

— Я бы рассудил иначе, — заплетающимся языком сказал Ферекид и поправил венок из сельдерея на голове, — пить надо меньше.

Гости встретили заявление нетрезвого мифографа хохотом. Смеялись все, кроме Геродота. Галикарнасец вообще чувствовал себя неуютно на симпосии. Мало того что он здесь самый молодой, так еще и арест братьев не лезет из головы.

Вот он сейчас пирует, а они в тюрьме. Возможно, Формиона избивают, а Феодор, скорее всего, напуган до смерти. Это если он в одиночке. А если в общей камере — там вообще… О страшном думать не хотелось.

— Поцелуй твой, — глядя с загадочной улыбкой на стратега, сказала Филомела.

Кимон наклонился к гетере.

Пара слилась в поцелуе под одобрительные возгласы собравшихся.

— А теперь песня. — Лаомедонт ударил по струнам лиры. — Есть желающие? Может, ты, Софокл?

Драматург отказался, сославшись на слабый голос.

Вызвался Кимон. Тогда Лаомедонт передал ему миртовую ветвь, а сам приготовился аккомпанировать. По саду полилась торжественная мелодия "Песни о Гармодии".

Филомела не сводила со стратега глаз.

Когда он закончил, она в волнении вскинула ему на плечо руку.

— Вот что значит хорошее воспитание, — сказала гетера. Потом, повернувшись к гостям, заметила: — Однажды на симпосии у Фемистокла решил спеть сам хозяин. По лицам гостей было заметно, что они остались не в восторге от его исполнения. Тогда Фемистокл заявил, что не обучен петь и играть на кифаре, зато знает, как превратить Афины в великий и богатый город.

— И что? — задиристо спросил Ион.

— А то, что политик должен уметь не только государственные деньги считать, но и в обществе себя вести, — парировала гетера.

Кимон галантно поцеловал ее в плечо.

5

Эскадра покинула Саронический залив.

Как только за спиной остался частокол из мачт Зейской гавани, накатила синева — с моря и с неба. В рассветной дымке сначала потерялись далекие хребты Арголиды, а затем и скалы Эгины.

Полуразрушенная колоннада храма Посейдона на мысе Сунион светилась розовым цветом. Несмотря на раннее утро, над эллингами уже вились дымки портовых смолокурен.

Далеко на севере горбатились изрытые шахтами Лаврийские горы, склоны которых были покрыты отвалами серебряной породы вперемешку с костями рабов-рудокопов.

Геродот зачарованно смотрел на скалу, откуда Эгей бросился в море при виде корабля с черными парусами. Над пучиной высился портик Афины Сунийской.

Сырой южный Нот временами стихал, тогда парус заполаскивал. Но когда матросы поставили дополнительный кливер, триера пошла быстрей. Афинская сова удивленно таращилась на бирюзовые волны.

Эпибаты коротали время на палубе за игрой в кости. Закончив гадание, жрец вышвырнул останки тунца за борт. Над белыми бурунами в кильватере заметались чайки.

Кимон сидел под мачтой вместе с лохагами. У него в руках тоже были кости, но он их не бросал, а выкладывал на палубных досках в определенном порядке. Объясняя маневр, быстро передвигал белые кубики вперед или назад. Лохаги кивали.

Паниасид остановился рядом с Геродотом. Ухватившись за вантовый трос, наклонился к племяннику.

— На тебе лица нет… Что-то случилось?

— Переживаю за братьев.

Паниасид взял его за локоть.

— Я тебя понимаю. — Дядя тщательно подбирал слова. — Хуже неизвестности ничего нет. Но не надо думать о плохом. Возможно, Формиона и Феодора уже выпустили… Мы все равно об этом узнаем не раньше, чем доберемся до Галикарнаса.

— Вряд ли, — с сомнением покачал головой Геродот, — семьям нужно время, чтобы собрать выкуп.

— Не изводи себя, все будет хорошо. — Паниасид старался говорить убедительно. — Иди лучше отдохни.

Он кивнул в сторону форштевня. Племянник отвернулся, тогда дядя направился к носовой рубке. Задернув занавеску, растянулся на овечьей шкуре. Заснуть не успел, потому что в рубку вошел Кимон.

Стратег опустился рядом с галикарнасцем.

— Пора обсудить твое задание.

Помолчал, собираясь с мыслями.