Выбор Геродота

Скирды скошенной травы, куча навозных лепешек, в загоне топчутся козы. Двери сенника и дровяника закрыты. В тени кипариса лениво развалилась собака. На кипучую хозяйственную жизнь это совсем не похоже.

За сараями тянулись длинные ряды виноградных лиан.

— Ворота на запоре, — заметил Гринн.

— Навоз сухой, значит, собрали давно, — сказал Батт. — Похоже, никого.

— Кто-то должен быть, раз козы не на выпасе, — сделал вывод Гнесиох.

Потом добавил:

— Собака ваша. Я пошел в дом.

Пираты разделились. Подельники остались на месте, а Гнесиох осторожно двинулся в обход фасада. Подставив к стене опрометчиво забытую хозяевами корягу, он полез в окно.

Собака вскочила. Батт с Гринном быстро вышли на открытое место. Один сжимал толстую сухую ветку, другой вытащил нож. Волкодав с лаем бросился на чужаков.

Батт выставил сук перед собой. Гринн держался в нескольких шагах, пряча руку с ножом за спиной. Стоило мощным челюстям сжать ветку, как Гринн в прыжке сунул клинок в мягкое подбрюшье. Собака с визгом покатилась по земле.

Уже не таясь, оба пошли к портику. Кобыла, стреноженная возле одной из скирд, с любопытством повернула голову. Гринн на ходу вытер лезвие пучком сорванной травы.

В перистиле шуршал гравий — Гнесиох волочил за ноги труп старика. Спокойно и деловито, словно это была жертвенная овца. От ступеней перед входом тянулся кровавый след к колоннаде.

Пираты осмотрели дом; Нашли в кладовой несколько головок сыра, корзинку чеснока и пифос с мукой. Потом сняли с полки мешочек вяленых смокв. Этих припасов должно хватить на несколько дней.

Вода в наполненном до краев кратере казалась несвежей. Зато рядом стоял плоский сосуд-аскос с уксусом. Когда плетеный сковырнул глиняную пробку, по погребу распространился характерный кислый запах.

Батт с довольным видом вынес из гинекея инкрустированную золотом и слоновой костью шкатулку. Швырнул ее на мозаичный пол, но крышка так и не открылась. От пинка ногой шкатулка с грохотом прокатилась по ступеням.

Наконец троица развалилась на клинэ в андроне.

Засунув кусок сыра в рот, каждый потом вытирал пальцы о парчовую обивку спинки. С настенных фресок улыбались нимфы. Сатиры с похотливыми лицами прятались за деревьями. Львиные лапы клисмосов поблескивали позолотой.

— Богато Эвриптолем живет, — оценил Гринн обстановку комнаты.

Потом резко выбросил руку с ножом. Вонзившись в кипарисовый сундук, лезвие мелко задребезжало. Батт был занят делом — отковыривал кочергой золотые листы на шкатулке.

— Интересно, где поденщики? — спросил синекожий. — За лозой нужен уход.

— Известно где, — проворчал Гнесиох. — В армии Фаланта. Зря, что ли, сюда Кимон притащился?

— На кого ставишь? — спросил Гринн.

— На Кимона, ясное дело, — фыркнул курчавый. — У него за плечами Кипр и Скирос. Фалант долго не продержится. Только не пиратское это дело. Наша цель — сами знаете кто. Вот только вопрос, как к этой паре подобраться.

— А чего тут думать. — Гринн не вытаскивал нож, потому что ему было лень вставать со скамьи. — Нас в лицо никто не знает… Заявимся в лагерь среди бела дня. Так, мол, и так, мы местные крестьяне, хотим пожаловаться на произвол демарха. Из-за этого мироеда жизни не видим — вкалываем от рассвета до заката, ему прибыль на драхму, нам плата — лепта. Доколе? Вот и хотим отомстить. Через пару дней к нам привыкнут, тогда и прикончим галикарнасцев.

Он вопросительно посмотрел на главаря.

— Пойдет, — согласился Гнесиох.

Пираты заснули за полночь, опившись вином из погреба Эвриптолема…

Утром троица проснулась от конского ржанья. Из маленького окна было видно, что к усадьбе подъезжает отряд. Тораксы, птеруги, поножи, наручи — точно эпибаты. Человек двадцать. На копье у первого всадника висит вымпел с вышитой золотом головой Афины в шлеме.

— Что делать будем? — запаниковал Гринн.

— Отобьемся, — прорычал Батт.

— Эх, жалко, лука нет, — процедил Гнесиох. Потом коротко приказал: — Уходим.

Подхватив оружие, пираты рванули к выходу…

Соскочив с коня, Паниасид огляделся. Казалось странным, что такая большая усадьба выглядит безлюдной. Ситуация прояснилась, когда эпибаты обнаружили тела собаки и сторожа.

Геродот быстро обежал все покои. Ни души. Но кто-то здесь явно был, причем недавно, — в андроне на мозаичном полу валялись крошки сыра, а на трапедзе стояли канфары с остатками вина. Да и трупам по виду не больше суток.

Цепь с глухим скрежетом терлась о стенки колодца. Эпибаты до краев наполнили каменное корыто. Пока кони пили, всадники передавали друг другу шлем с водой. Потом разожгли костер, повесили на треноге котелок.

После завтрака лохаг подошел к галикарнасцам.

— Смогу оставить только одного человека, — с сожалением сказал он, протягивая две махайры на портупеях. — И оружие. Фалант готовится дать отпор. Каждый эпибат на счету. Здесь вы будете в безопасности, потому что мы погоним повстанцев на юг от Хоры. Все равно в гавани сейчас нет ни одного торгового корабля.

— Спасибо, — ответил Паниасид, продевая руку сквозь кожаные ремни портупеи. — Этого достаточно.

Вскоре тарентина рысью ушла к морю…