Выбор Геродота

Так вообще-то делать не принято — для этого есть раковина с проточной водой. Но судовладелец плевать хотел. Богатый человек всегда находится в привилегированном положении. А для уборки помещения есть рабы.

Окатив себя морской водой, компания направилась в парилку. Белое марево делало комнату похожей на чашу вулкана. На полу валялись размокшие оливковые листья, стебли мелиссы и крапивы. Пахло как в осеннем саду после ливня.

Мегакл плеснул воды на горячие камни, от которых вверх метнулось облачко пара. Охнув, Ликид схватился за уши. Несиот начал хлестать себя по бокам эвкалиптовым веником — неистово, словно адепт Кибелы под деревом Аттиса.

В восторге судовладелец поднялся со скамьи. Подойдя к кратеру, опустил в него ладони. Потом плеснул воды на лицо и грудь. С наслаждением выдохнул.

"Если на свете есть блаженство, то оно здесь и сейчас", — подумал он.

В этот момент Мегакл подошел к нему со спины. От подсечки Ликид рухнул на колени. Несиот одной рукой взял его за подбородок, а другую положил на затылок.

Резко качнувшись в сторону, торговец рыбой ударил судовладельца виском о край скамьи. Тот кулем повалился на пол. От спутанных волос растекалось красное пятно. По телу Ликида прошла судорога, вскоре он затих.

Мегакл выглянул в элеотесион — никого. Эвпатриды выскользнули в коридор. Раздевалка тоже пустовала. Последние посетители, скорее всего, уже выпивали на свежем воздухе.

Тогда они быстро собрали вещи. Завернувшись с головой в гиматии, вышли наружу. Прошли мимо рассевшейся перед статуей Геракла компании. Бронзовый герой одобрительно взирал на отдых афинян.

До диктериона Филомелы было рукой подать.

Теперь главное — напиться в дымину и устроить дебош, чтобы шумных посетителей запомнили. Если их спросят, где они провели ночь, ответ будет правдивым — среди порнай.

"В бане были? Были. Ликида видели? Видели, но ушли раньше. Сколько он там был и чем занимался — не наше дело. Умер? Несчастный случай? Не может быть. Хотя… Он уже до нас лыка не вязал. Хороший был человек…"

4

До острова Аморгос доплыли за день. Лемб летел как на крыльях, подхваченный попутным Скироном. В трюме под рогожей были сложены амфоры с наксосским вином.

Пятеро гоплитов, скинув тораксы, лениво развалились на кормовой палубе. После резни на Наксосе для них каждый мирный день казался подарком судьбы.

Пассажиры устроились на носу. Паниасид и Геродот прятались в тени привязанного к форштевню пифоса с питьевой водой. Агесия накрылась шкурой барана. Спала или просто делала вид — было непонятно, но галикар-насцы ее не трогали.

Паниасид поднялся, опустил в пифос ковш на длинной ручке. Сначала дал напиться племяннику, остатки выпил сам.

— Можно и мне? — попросила Агесия.

Хлебнув из ковша, села, стянула растрепавшиеся волосы ремешком. Взгляд дочери архонта перестал выражать черную тоску, но брови оставались нахмуренными.

Дядя с племянником тихо вспоминали бой и последующую казнь Фаланта.

— Мне вот что кажется странным, — заметил Паниасид, — почему на агоре его никто не оплакивал? Боялись, что ли?

— Так ведь повстанцев кого убили, кому колодки надели, — возразил Геродот. — Некому было. Кимон отправил целый корабль с рабами на Делос.

— А родственники?

Племянник не успел ответить, потому что Агесия мрачно сказала:

— Нет у него никого.

— Как так? — удивился Паниасид.

— Фалант родом не с Наксоса, а с Аморгоса. Разбогател на продаже льна. Отец был его торговым партнером. Фалант потому и не отстал от него, что они вместе ворочали большими деньгами. Только отец хотел торговать с Афинами, а Фалант — с Персией. Вот на этом и разошлись… В общем, вся родня у него — на Аморгосе.

— А семья…

Агесия помолчала, раздумывая, стоит ли продолжать.

Потом все-таки рассказала:

— Фалант сам через горе прошел. Только все случилось по его вине… У него были жена и двое сыновей. Когда отца выбрали архонтом, Фалант с ним уже поссорился. Он вообще со всеми ругался. Даже с сыновьями. А отец — наоборот, добро помнил. Так вот… Сыновья Фаланту говорят: "Нам Мнесифил обещал хорошие должности: одному — агоранома, другому — элимена". А он им: "Только через мой труп, потому что Мнесифил мне враг". Но сыновья для себя уже все решили. Фалант жил в усадьбе, так они в город сбежали. Взяли в аренду синоцию рядом с нашей виллой. Фалант рассвирепел, потому что хотел, чтобы вся семья уехала в Сарды.

Агесия запнулась. Было заметно, что ей трудно говорить.

Закончила скупо, бесцветным голосом:

— Дальше было совсем плохо… Фалант заплатил пиратам, чтобы они сыновей поймали и привезли к нему. Потом он их ослепил. Жена умерла от горя.

Галикарнасцы не знали, что сказать.

— Ну и зверюга, — наконец выдавил из себя Паниасид. — Так вот почему он так лютовал — мстил Мнесифилу.

— Кто его в Сарды пустит? — удивился Геродот.

— У него там свои погреба, — объяснила Агесия. — Артаферн ему даже присвоил почетное звание оросанга — человека, оказавшего услуги персидскому государству. Вот на подаренных землях и развернулся…