Выбор из худшего

– Хорошо, не будем играть в тайны. Да, я знаю, что госпожа – принцесса Делал. И что? Рассказывать об этом мы никому не собираемся. Завтра же уедем и, клянусь, навсегда забудем о вашем существовании.

– Э… кхе… м-да… В общем, думаю, что нет, не забудем.

Теперь настала очередь гостей удивляться. Чтобы слуга посмел поправить самого графа? Этого уже точно быть не могло. С другой стороны, принцесса в образе племянницы безродного хозяина гостиницы, это тоже из разряда восточных сказок. Короче, все же случается.

– Граф, вы уверены в том, что сказали? – продолжил д’Оффуа.

– Абсолютно. У нее на правой кисти под шрамом оказалось приметное родимое пятно – я, не подумав, решил подлечить, а оно вон как вышло…

– Тогда нам невероятно повезло! Если ее высочество согласится ответить на наши вопросы, и если нам повезет завтра, можно считать, что съездили мы сюда не зря. Если нет – будет кому помолиться за упокой наших душ.

И тут принцесса громко хлопнула в ладоши.

– Ну вот что, мужчины, – голос прозвучал жестко, – хватит за меня решать, кому и что я должна рассказывать. И за кого молиться. Вы хотите что-то узнать? Отлично. Я расскажу, когда мы будем на другом побережье Средиземного моря. Устраивает?

Конечно, устраивает, куда ж деваться. Только после ухода Делал разочарованный д’Оффуа сидел с отсутствующим видом. Пленившая его воображение девушка оказалась принцессой. И неважно, что беглой, разыскиваемой и вообще наверняка уже приговоренной. Скромный шевалье ни при каких обстоятельствах не мог рассчитывать на взаимность.

– Уважаемый, – обратился он ко все еще сидящему в их комнате бен Фаруку, – а почему принцесса пришла именно к вам? Откуда она вас знала? И так ли часто гуляла по городу, чтобы без труда найти именно этот дом?

Рассказ Фарука был долгим, иногда даже излишне подробным.

Оказалось, что владельцем гостиницы тот стал незадолго до нападения кочевников на дворец.

Когда-то, страшно вспомнить, сколько лет назад, некий молодой врач, только что окончивший медресе, пришел к великому Каюму аль Сетифу, заботящемуся о здоровье самого паши и его многочисленного семейства. После экзамена, по суровости превосходившего все, что пришлось ранее вытерпеть от самых жестоких мударрисов, врач в восторг не пришел, но все же согласился взять юного нахала в помощники. Правда, лишь на самую мелкую работу – приготовить простые снадобья, наложить повязку или шину, если, не дай Всевышний, кто-либо из слуг что-нибудь себе ломал.

Время шло, росла слава тунисского паши, а с нею разрастался и гарем. Десятки молодых женщин, собранных вместе и в большинстве своем лишенных мужского внимания, выплескивали нерастраченный темперамент друг на друга. Вести, приносимые измученными евнухами, уже и не знавшими, как навести хоть какой-то порядок в этом прекрасном серпентарии, стали похожи на военные сводки.

Выбитые зубы, расцарапанные лица этих прелестниц мило дополнялись отравлениями, укусами подброшенных нежными ручками фаланг, тарантулов и скорпионов. Однажды любимую жену едва откачали после укуса каракурта. И все это надо было лечить срочно, пока паша не рассердится, взглянув на нетоварный вид любимых игрушек.

А заниматься гаремом мог лишь аль Сетиф, как единственный мужчина, имевший право входить на женскую половину. Да, были еще и евнухи. Преданные как собаки, но и умом от этих милых зверушек не сильно отличавшиеся. Во всяком случае, к обучению медицине оказавшиеся абсолютно неспособными.

И в тот момент, когда аль Сетиф уже собрался бросить свое богатство и бежать в далекие края, где его не мог достать монарший гнев, перед самым почти подготовленным побегом он обратил внимание, что верно служащий ему уж пятый год бен Фарук имеет двух жен, но не имеет детей.

Подчиненный был подвергнут принудительному обследованию (отдельное спасибо главе стражи и палачу, в любимом подвале умело выполнившему необходимые манипуляции) в ходе которого выяснилось, что и в дальнейшем иметь детей бедолаге не суждено.

После этого оставалось пойти к паше и с документами на руках добиться его повеления на допуск молодого врача в гарем для обеспечения здоровья жен и детей. Под его, молодого врача, ответственность, кстати. В смысле если кто из женщин того, то виновный всегда под рукой.

Вот после этого и познакомился бен Фарук и с женами, и с детьми владыки Туниса. Всякое бывало – и ругался с ними, а с кем-то и наоборот… но об этом молчание, ибо честь монарших жен вне подозрений.

К тому же сапожник оказался без сапог – собственные жены умерли. Все искусство мужа оказалось бессильно.

Одна оставалась отрада – белокурая рабыня Дениз, что дни напролет возилась с первенцем паши Делал. Зато ночи… да, ночи этой женщины принадлежали ему. Под их встречи даже удалось втайне от всех оборудовать одну комнату, вход в которую был известен только им двоим.

За год до нападения кочевников аль Сетиф умер. Новый врач привел во дворец своих учеников, немолодой уже бен Фарук стал не нужен. Впрочем, деньги у него были, так что купил он вот эту самую гостиницу, где и живет, славя Всевышнего.