Выбор каждому

Приблизился староста. Взгляд Евы на несколько секунд задержался на его лице, бесцветном, как ненужная тряпка. Выбранные неторопливо шли вперёд.

— Смирись, — сказал он.

Староста кусал ус и смотрел в землю. Ева упрямо сдвинула тонкие брови:

— Я тоже пойду.

— Нельзя.

— Кто сказал? — спросила Ева.

— Я сказал. Мала ты ещё. Далеко идти.

— Плевала я на всё!

Выбранные удалялись через степь. До жути громко застучало сердце. Ева побежала за уходящими, но наткнулась на невидимую преграду и упала, ободрав локти и коленки. Приподнявшись с земли, Ева взглянула вперёд, то увидела степь, раскинувшуюся цветастым ковром — выбранных и вестника словно никогда и не было.

— Тварь! — завопила Ева и только теперь разрыдалась.

Она размазывала слёзы по щекам и повторяла, что не простит: “Почему у меня всех отобрали? Чем я это заслужила? Несправедливо”. Подошла тётя Марта, сестра отца, и протянула флягу с квинтэссенцией.

Ева сделала глоток, всхлипнула ещё раз и встала. Когда она отряхнула ладошки и коленки от пыли, ссадины уже затянулись.

Глава 2

II.

Ева глядела на горизонт, где земля, усеянная пёстрыми цветами смыкалась с небесным полотном. За шесть лет ей не удавалось пройти дальше луга. Да и никому. Попытки найти брешь — пустая трата времени. Невидимая преграда не выпускала без вестника.

И Ева запела. Песня эта древняя, сложена поколением, видавшим мир до катастрофы. Но как жили раньше — теперь не помнили. И только в земле находили всякую всячину, о назначении которой никто не знал.

Иногда откапывали железки. Их переплавляли во что-то нужное. Работе с металлом, по легенде, предков научили вестники. Ещё они показали, как добывать огонь и ткать. Всего и не назовёшь. Поговаривали, что вестники знают, почему летают птицы и зачем наступает ночь, но Ева не удерживала в памяти всякие мелочи. Это отвлекало от важного.

Шесть лет в голове зрел план, который Ева обдумывала во время работы с шерстью. Пересчитывая дни до года вестника, она забывалась, нить рвалась в руках, и Ева получала подзатыльник от тётки. Марта потом весь вечер причитала над испорченной пряжей. Обидно, конечно, но мысли о вестнике сами себя не подумают. А ремесло Еве не нравилось, и ничего она с этим поделать не могла. Или не хотела.

Вот и сейчас сидела на лугу, а не за работой. Послышалось протяжное блеяние коз. Родители когда-то тоже держали скотину. Однажды брат стащил венок, который сплела Ева, и нацепил на козлёнка. Бедняга бестолково мотал головой, обиженно мекал и скакал под детский хохот, подбрасывая ножки. Мать выбежала из дома. Отругала их с братом и ловко поймала козлёнка. Ева видела, словно наяву, как мать сорвала венок с козлёнка надела на себя и звонко засмеялась — так запела бы чудесная птица. Но какое у мамы лицо?

Ева зажмурилась под стрёкот кузнечиков. Нет, не помнила. Она встала и зашагала к селу, давя желтые цветки одуванчиков. У ворот Ева зло пнула изгородь. Недалёко послышался тёткин голос — старая карга опять жаловалась соседке. Круто повернув, Ева скрылась за каменным домом. Запершило в горле, и она ускорила шаг. Впереди торчала труба с вентилем. Кран привычно скрипнул, и Ева наклонилась, чтобы попить. Квинтэссенция холодела с каждым глотком. Без запаха и вкуса, при правильном обращении она преобразовывала мир вокруг. Много лет назад их этому тоже обучили вестники. Растительность, впитывая прозрачные капли, разрасталась, становилась мясистой и сытной. “Квазихлеб”, — уважительно говорили старшие.

Ева наклонилась ниже и подставила под струю голову, нагретую солнцем. Целое утро только зря потратила. Тётка застукает — наорёт. Но кто виноват, что весник должен появиться в любой день этого года? Уж точно не Ева. Ведь всё давно прописано в договоре.

Она снова скрипнула вентилем и убрала с лица налипшие пряди. Неизвестно, кто проложил трубы. Народ пользовался и лишних вопросов не задавал.

Ева знала другое: пришло время действовать. Она уже подготовила дорожную сумку.

— Идёт! — тоненько крикнул соседский мальчишка.

Ева вздрогнула и улыбнулась. Неподалёку с грохотом уронили ведро. Словно во время урагана, захлопали двери. Захныкал младенец, и суетливые соседи высыпали из домов.

Вскоре все собирались в центре селения, как предписывал договор. Никто не сомневался в его существовании. Ведь откуда-то люди знали, что строжайше запрещено не пускать вестника или нападать на него. Это знание непреложным законом входило в жизнь степняков с каждым вдохом, с каждым глотком квинтэссенции…

Из-за ближнего дома вышел вестник.

***

Когда солнце сдвинулось на пару ладоней, несчастные равнодушно глядели на горизонт. В этот раз среди них были только седые. Их морщинистые лица, как и полагалась, выражали равнодушное спокойствие. Предугадать, кого выберет вестник, казалось невозможным. Чем он руководствовался, забирая только стариков или молодых, Ева не знала.