Выбор Наместницы

Ир не солгал — у него была причина поторопиться с возвращением домой, причем весьма приятная. Обряд подчинения требовал огромных усилий, но она того стоила — его Анра. Он слишком привык к ней за эти годы, чтобы вот так просто расстаться. О, ее предательство могло бы стать для магистра серьезным ударом, но все обернулось к лучшему. Теперь у него в руках идеальное средство убеждения для белых ведьм и идеальная любовница. Преданная, боготворящая своего господина, знающая все его привычки и предпочтения. На обучение другой девушки ушло бы слишком много времени и сил, и ни одна из них не смогла бы сравниться с Анрой. Да и для девушки так только лучше — потеряв магические способности, она приобрела взамен безмятежное спокойствие. Отныне единственное, что ее может встревожить — недовольство во взгляде господина.

LXVIII

Не иначе, как промозглая погода принесла с собой невнятную тревогу, охватившую замок — все валилось из рук. На кухне постоянно ругались: то сметана закисла, то тесто не поднялось, то поваренок задремал и подпалил окорок. Не лучше обстояло дело и на конюшне: лошади нервничали, кусались, а драгоценный кавндиец, которого герцог привез с войны, и раньше донимавший конюхов своими капризами, теперь и вовсе захворал, воротил морду от самого лучшего ячменя и только жадно пил холодную воду. Слуги клялись всеми богами, что в старой башне опять появился призрак Молчаливой Ильды, несчастной сестры Маэркона Темного. Дескать, бродит она с мертвым младенцем на руках и вздыхает тяжко-претяжко. Каким образом призрак бедной женщины умудрился вернуться в родные края из обители в Суреме, где Ильда умерла и была похоронена, никто не задумывался. Мало ли что привидению в голову взбредет. Но заходить в старую башню служанки отказывались наотрез — было поверье, что если какая женщина Ильду с младенцем увидит — только мертвых рожать будет. Герцогская семья не избежала всеобщего поветрия: герцог и раньше-то редко захаживал в спальню к супруге, а теперь и вовсе перестал. Горничная герцогини под большим секретом рассказала своей младшей сестре, работавшей в прачечной, что госпожа Соэнна никак не может забыть столичного чиновника, а герцогу это ох как не по нраву. Прачка поделилась тайной, опять-таки, по секрету, с напарницей, та рассказала своей тетушке-ткачихе, и уже через три дня вся прислуга только и обсуждала, кто прав, кто виноват. Женщины сочувствовали герцогине: от такого мужа к кому угодно за ласковое слово побежишь. Мужчины, разумеется, были на стороне Иннуона: мало ли, каких там слов хочется, вышла замуж — так честь блюди. И вообще, добрый у них герцог, другой бы сразу научил жену уму разуму. И тут же с удовольствием расписывали, как баб уму разуму учат. Даже дети притихли, перестали бегать по замку сломя голову. Всех шалостей — Элло ночью в старую башню пробрался, хотел привидение увидеть, но постыдно заснул на сторожевом посту, там его под утро и нашел факельщик. А в остальном — просто душа радуется, исправно занимаются, младший старшему помогает с грамотой, старший младшему показывает, как правильно меч держать. Элло читать выучился, теперь вместе над книгами сидят, пальцы и нос в чернилах. Одно плохо — по-прежнему наследника страшные сны мучают, уже и лекаря поменяли, и жреца приводили — все без толку, как кричал ночами — так и кричит. Но герцогине сейчас не до старшего сына, Соэнна отдалилась от детей, она целыми днями просиживает в своих покоях, забросила все дела, и Марион с тревогой замечает, что все чаще и чаще с кухни приносят для госпожи горячее вино с пряностями. Марион вздыхает — уже сорок лет в замке живет, а такой осени не припомнит. Вроде бы все как обычно — дожди да серое небо, а вот давит на плечи что-то невидимое, отравляет дыхание, застилает взгляд. И нашептывает кто-то в глубине души: бежать отсюда надо, бежать, не к добру оно, ох не к добру.