Выбор Наместницы

Риэста оборвала горячую речь служанки серебряной монеткой и отпустила девушку. Вчера она назвала его трусом, а теперь он умрет, потому что она потребовала его смерти. Пошел дождь, настоящий весенний ливень, но она не поднялась со скамейки, сидела, невидящим взглядом уставившись на водяную стену. Над шпилями танцевали молнии. Кто дал ей право судить графа? Уж точно не брат; он осадил замок один — чтобы не подставлять под удар других. Он хотел защитить того самого графа Виастро, которого она толкнула умирать. Голос совести не умолкал, не оставлял путей к отступлению: даже не ради брата, ради себя — тебе больно терять его! Ты ведь не подумала, хочет ли он, чтобы его спасали такой ценой. Кричи теперь, не кричи — два человека умрут там, где должен был погибнуть один. Этот голос не пощадит. Даже если она успеет попросить у графа прощения — с этим придется жить, нет, не жить, доживать, каждый день проклиная себя за те слова: «Вы трус, и спрятались за чужую спину!»

Осталось всего три дня до приговора, за это время она должна что-нибудь придумать… Из дворцовой тюрьмы не убежишь, вернее, она не сможет устроить побег — ни денег, ни связей, ни убежища, если побег чудом удастся. И никто не захочет помочь, более того, она даже просить о помощи не имеет права! Одно дело, когда сестра просит за брата, другое — когда замужняя женщина пытается спасти постороннего мужчину.

Платье промокло насквозь, облепило застывшую кожу, намокшие волосы казались нестерпимо тяжелыми. Вода текла по лицу… как у наместницы, вспомнила она дурацкую сплетню. Будто бы мало того, что человеку — умирать через три дня, так еще обязательно нужно смешать с грязью.

Она пойдет к Энриссе. Наместница говорила, что хочет помочь, но не может отпустить Квейга. Но ведь граф Виастро — не Квейг. Кто-то должен ответить, но кто-то один, зачем же двое? Одного наместница может пощадить.

И — внезапная дрожь сводит лопатки: одного она сможет пощадить. Но ведь тогда можно снова просить за брата! На этот раз наместница может согласиться. Риэста с отчаяньем бьет кулаком по скользкому дереву сиденья, раз, другой, третий, не чувствуя боли. Как тут можно выбирать? Годы, залитые солнцем, сильные руки, подхватывающие на лестнице, подбрасывающие вверх, искрящееся мелководье и те же самые руки удерживают на воде, кавднские колокольчики — долгожданный подарок, косы звенят при каждом шаге, цикада в перевернутой чашке, сказка про девочку, что нашла упавшую звезду. А на другой чаше — один разговор в очерченном свечой круге, одна фраза: «Если это может помочь вашему брату — я готов».

Стемнело, дождь затих, молнии давно погасли, дворцовые окна переливались огнями. Она пойдет к наместнице, она будет просить. Просить… за кого?

CV

Ожидание медленно убивало. Ивенне оно представлялось бесформенным чудовищем с белоснежными клыками, с каждым часом ей все труднее было отдавать себя в его власть и терпеливо сидеть в гостевых покоях, дожидаясь пока наместница соблаговолит принять герцогиню Квэ-Эро. Наместница не спешила, за Ивенной пришли в последний вечер, накануне суда и вынесения приговора. Ивенна заставила себя увидеть в этом хороший знак — наместница набивает цену. Не иначе как поэтому арестовали графа Виастро, за него Ивенна и не беспокоилась — наместнице нужна книга, Старнис просто подвернулся под руку.

Герцогиня шла по коридору следом за секретарем наместницы, тем самым Ванром Пасуашем, что представлял Корону в Суэрсене после смерти Иннуона. Это он «проводил расследование», он «искал» убийцу — и, конечно же, не нашел. Ивенна брезгливо скривила губы — какая хозяйка, такие и псы. Преисполненный безукоризненной вежливости чиновник вызывал у нее отвращение, как и всё в этом дворце. Ванр же нарочно шел впереди, как бы указывая дорогу, а на самом деле — прятал лицо. При всей нелюбви к роду Аэллин он не мог не сочувствовать герцогине. Уж он-то знал, что Энрисса может вытряхнуть из человека душу, вывернуть наизнанку, а потом еще и понаблюдать, как изуродованная душа пытается заползти обратно.

Он привел Ивенну в малый приемный зал, тот самый зал с розовыми панелями, где восемь лет назад наместница купила верность молодого чиновника. Право же, он старался соблюдать договор, и не его вина, что… Ванр открыл дверь и пропустил герцогиню вперед. Разумеется не его! Нечего об этом и задумываться. Он стал было у входа, но, повинуясь едва заметному движению ресниц, вышел и закрыл дверь. Когда же она его, наконец, отпустит? Когда прекратит мучить? А из глубины души всплывала тревожная мыслишка: а отпустит ли вообще?