Выбор нового пути борьбы

– Мы же их из пацанов ещё мужчинами делали. Они же всё понимают, вот и волнуются, переживают. А этому «сапогу», – он скрипнул зубами, – никогда не простят того, что этот ублюдок натворил. Ладно, это уже наше дело…

Максим сделал вид, что последнюю фразу не расслышал и официальным тоном приказал:

– Пригласите следующего, – но смягчил свой тон, – выздоравливайте побыстрее и становитесь в строй. Вы нужны стране.

Вскоре, как только дверь закрылась, в кабинет вошёл его заместитель. После того как он уселся на указанный стул, Максим произнёс:

– Григорий Власович, я веду дело о гибели шестерых высокопоставленных чиновников и генералов во время операции по захвату опасной преступной группы. В данном конкретном случае меня интересует роль полковника Яблокова Афанасия Игнатьевича – командира отряда СОБРа, назначенного руководителем операции.

Подполковник встал, выпрямился и, жёстко глядя в глаза, отчеканил:

– Полковник Яблоков Афанасий Игнатьевич проявил мужество и погиб как герой, пытаясь предотвратить гибель большинства бойцов, руководимых им отрядов. Фактически он добровольно пошёл в заложники и погиб при переговорах, в результате атаки мотострелков.

– Вот Вы как думаете. А вот майор Кавалеров утверждает, что полковник Яблоков просто струсил и был отстранён от руководства генералом Сморковичем.

– Майор Кавалеров просто трус и сейчас, изворачиваясь, возводит напраслину и поклёп на полковника. Никто приказа генерала Сморковича не слышал и не видел, а сам генерал в отличие от Афанасия Игнатьевича никогда в боевых действиях не участвовал и по нашему мнению просто впал в панику, во время которой мало чего соображал.

– Вот Вы как считаете?

– И не только я, все бойцы и офицеры были тому свидетелями.

– И Вы считаете, что они подтвердят это мнение? Если их начнут допрашивать?

– Уверен, господин прокурор.

– А скажите мне, Григорий Власович, Вы готовы письменно изложить своё мнение о происшедшем.

– Так точно! Готов!

– Хорошо, но Вы же понимаете, майор Кавалеров, присутствовавший при проведении операции, даст прямо противоположное мнение.

– Этот, извините, «обосравшийся тип» при первом же выстреле, зайцем «стреканувший» на глазах у всего отряда в кусты, чуть ли не крича – «мама»! Да кто ему поверит. Все же видели, как он себя вёл, как он полз и спрятался за корягой.

– Ясно, тогда у меня к Вам просьба, возьмите эти два бланка и изложите, что Вы видели и как оцениваете действия полковника Яблокова. Много не пишите, достаточно одного листа, мне важна суть и Ваша оценка как непосредственного участника и профессионала.

– Есть, разрешите идти?

– Один вопрос, не посвятите ли меня в то, чего Вы доложили командованию после ухода полковника?

– Секрета никакого нет. После ухода полковника Яблокова к осаждённым в целях стать заложником и провести с ними переговоры, старшим по команде стал полковник Сенцов, он назначил меня руководить группой СОБРа. Вышестоящему начальству я доложил:

– Полковник Яблоков добровольно пошёл в заложники для того, чтобы договориться о сложении осаждёнными оружия. Его бойцы до решения этого вопроса и возвращения своего командира отказываются участвовать в атаке.

– Всё, Григорий Власович, у меня нет больше вопросов до тех пор, пока не прочитаю ваше объяснение. Пригласите майора Ящерова Александра Павловича.

– Есть!

Разговор с Ящеровым Александром Павловичем и другим командиром группы СОБРа – капитаном Чечёткиным Иваном Ивановичем был фактически копией того, который произошёл у Максима с подполковником Колесниковым. Оба они в один голос, только в более резких и возмущённых словах охарактеризовали действия генерала Сморковича, его вопиющую безграмотность при руководстве операцией, его паникёрство и неадекватность, про майора Кавалерова без оплёвывания не могли даже и говорить… Трус, хам, холуй – это самые ещё мягкие слова, употреблённые ими. А своего полковника они оценили как отца, который ради спасения от бессмысленной гибели своих сынков не пожалел своей жизни.

Через час у него на руках был комплект из четырёх протоколов и объяснений. Он каждый из них внимательно изучил, дал расписаться каждому, сложил в папку и распрощался. В семнадцать часов в дверь кабинета вежливо постучали. Дверь приоткрылась, и в неё проскользнул, именно проскользнул, а не прошёл уже известный ему майор Кавалеров. Глядя в его бегающие, но пытающиеся смотреть честно и в то же время понять, чего от него хотят услышать: в его розовощёкое без единой морщины лицо; в отглаженный и вычищенный, сшитый точно по его фигуре мундир, начищенные до зеркального блеска ботинки – принялся задавать вопросы. Поначалу тот бойко отвечал, с ходу обвинив полковника Яблокова в трусости. Дав ему повысказываться, прервал, попросив объяснить – как мог боевой офицер, участвующий в ряде весьма ответственных кампаний, награждённый многими боевыми – тут Максим поднял палец: