Выбор нового пути борьбы

Все зашевелились, прошли в морг. Там уже обряжённый в чёрный костюм с галстуком в полированном гробу с откидной половиной верхней крышки лежал их командир. В этом облике он был им непривычен, почти неузнаваем, а может это работа того, кто готовил его в последний путь, убравший все морщинки, разгладивший все скорбные складки и отметины, нанесённые временем и той суровой, боевой обстановкой, в которой их отцу приходилось находиться. Они первые минуты как-то в нерешительности встали, не веря своим глазам:

– Вот перед ними лежит тот, кто, по сути дела, ввёл их в эту жизнь, сделал из них настоящих мужчин, не жалея ни времени, ни своих трудов, ни самого себя. Кто был для них опорой в этой жизни, единственной надеждой, в кого они безоговорочно верили и за кем, не задумываясь, шли на любое дело.

Ефим почтительно, но в тоже время и призывающе несколько раз кашлянул. Николай первый взялся за ручку гроба, за ним и остальные. Внесли гроб в джип, Илья уселся с водителем, а Ефим вежливо пригласил следовать за ним в храм, объяснив:

– Тут недалеко. Быстро пройдём. Да и дорожка асфальтовая. Илья Степанович так распорядился, а возле храма особливо.

Возле небольшой, как говорится, домашней, затейливой в чисто русском стиле и характере церквушки их ждал джип, а возле нервно прохаживался Илья. Через пятнадцать минут гроб был внесён и поставлен на указанное священником место. Батюшка солидный, среднего возраста с окладистой бородой посмотрел на «почерневшие» от горя «лица», подошёл к Илье и принялся о чём-то тихо выспрашивать. Слушал внимательно, чуть наклонив в его сторону ухо. Выслушав, понимающе кивнул головой. Подошёл ещё один, молодой в рясе служака. Он достал поминальник, установил, раскрыл на нужной странице, и началась прощальная служба. Слова Божьи тяжёлыми каменьями падали в души бойцов. Они были для них особенно тяжёлыми от сознания, что вот теперь, отныне обрывался светлый путь этого настоящего защитника отечества и народа, ни разу в жизни не испугавшегося ни перед какой опасностью, никаких преград, отдавшего всего себя этому великому подвигу служению Родине, а ещё, конечно, их названному отцу, наставнику.

Наконец, это тяжелейшее испытание для них закончилось. Они подняли гроб на руки и руководимые батюшкой и Ефимом пошли к последнему месту успокоения их отца. Постепенно уже расцветало, было прохладно. Хотя они этой температуры даже и не замечали, не чувствовали, их колотила дрожь, но ручки гроба они держали крепко, твёрдо. Подойдя к могиле, поставили гроб на две принесённые служакой табуретки. Батюшка в полной тишине, такой, в которой отчётливо слышен шелест растущих вокруг деревьев, предложил кому-нибудь сказать несколько прощальных слов.

Вышел Николай, срывающимся голосом коротко поведал о славном пути Серова Ивана Петровича. Закончил неожиданно для всех суровой из Корана, который им пришлось «без дураков» изучать перед одной операцией в Аравии:

– А тем, которые выселились или были изгнаны из своих жилищ и были подвергнуты страданиям на всём пути и сражались, и были убиты – я очищу их дурные деяния и введу их в сады, где внизу текут реки.

Произнеся её, он замолк, постоял в полной тишине, «собирая себя в кулак», превозмогая свою боль, отчаяние, тихо добавил:

– Прощай, отец, пусть тебе земля будет пухом, а мы никогда не забудем тебя, твои слова, мы сделаем всё, что нам завещал.

Снова постояла тишина, которую через несколько минут прервал молитвой батюшка:

– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, Слава тебе, Боже. Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя, Слава тебе, Боже, Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя, Слава тебе, Боже.

Со духи праведных скончавшихся, душу раба твоего, Спасе, упокой, сохраняя ю во блаженной жизни, я же у Тебе, Человеколюбие. В покоище твоем, Господи, идеже вси святии Твои упокоеваются, упокой и душу раба твоего. Яко един еси Человеколюбец.

Началось последнее скорбное прощение. Все подходили, припадали к телу, целовали, гладили лицо и с трудом, уступая место следующему, отходили. Гроб подняли, чтобы опустить его, но тут к могиле подбежал ещё один. Это был Сергей, расталкивая, подбежал к гробу, приказал:

– Подождите, дайте проститься.