Выбор офицера

А надо сказать, что местная гитара хоть и пятиструнная, но строй у нее тот же, что и на нашей шестиструнной. Правда, каждая струна двойная, но, в общем, приноровиться несложно. Музыкант я в свое время был аховый. Годился только для дворовых посиделок и то не в качестве первого гитариста. Но несколько мелодий выучил в классическом исполнении. И одна из них – «Черный ворон». Если де Ри наш человек, он не узнать ее не может. А вот как среагирует – это интересно.

Он таки среагировал. Вылетел во двор чуть не в исподнем, растрепанный. Вылетел и уставился на меня. Я вскочил, вытянулся во фрунт. А чего говорить, ни он, ни я не представляем. Ну не спросишь же: «Ты русский?» А если ошибка? Могут… нет, наверняка будут проблемы.

Дальше состоялся содержательный диалог по-русски.

– Че? – это виконт.

– А че? – это я.

– Наш?

– Ага.

– Будешь?

– Наливай.

Вроде как паролями обменялись. Даже если кто и слышал наш разговор – двое пьяных друг с другом помычали и пошли напиваться дальше. А что – воскресенье, имеют право. Правда, для начальника Академии пить с курсантом – моветон, но где тот герой, который решится ему об этом сказать?

Виконт сделал приглашающий жест рукой, и я прошел в его апартаменты на пятом этаже надвратного донжона, выглядевшие как стандартная трехкомнатная квартира. Прихожая, гостиная с большим камином и выходившие из нее две комнаты, вероятно спальни. Была еще лестница на четвертый этаж, но, естественно, что там располагалось, я не видел.

На столе стояла начатая бутылка вина, лежал копченый свиной окорок и блюдо с зеленью. Дальнейший разговор тоже велся по-русски.

– Ну что, курсант, давай знакомиться?

– Воронин Борис Леонидович, 1949 года рождения, москвич, попал сюда в две тысячи девятом из Москвы.

– Викентьев Иван Тимофеевич, 1913 года рождения, родился в поселке Спасская Губа около Петрозаводска, сюда попал в сорок пятом из Литвы.

– После Победы?

– Нет, в феврале, еще война шла. А как все закончилось?

– Девятого мая, того самого, сорок пятого, полная и безоговорочная капитуляция.

– Обидно, немного не дожил.

– Я не понял – ты на судьбу жалуешься?

– Типун тебе на язык! И вообще, потомок, давай за Победу! Девятого мая говоришь? Ну, готовь к этой дате печень!

– С удовольствием, господин полевой маршал! За Победу!

Мы выпили, и я продолжил:

– Подожди, Литву же вроде в сорок четвертом освободили.

– А я уже после этого, из МХАТа, – мой собеседник горько усмехнулся, а я вспомнил.

– Послушай, а тебе фамилия Мирковский ничего не говорит?

– Точно! – удивленно воскликнул… ну не де Ри же, Иван. – Я с Евгением Ивановичем с сорок первого. Всю войну без единой царапины, а в Литве разинул варежку. А ты о нем откуда знаешь? Вроде он не артист, не певец. О нас фильмы снимать и книги писать не принято.

Перейдя на русский язык, мы сразу стали «на ты». Что, впрочем, естественно – двое русских в чужом мире – что может быть ближе.

– Операцию легендированной группы «МХАТ»[17] мы проходили на курсе истории органов госбезопасности. Об ОМСБОНе[18] и отряде «Ходоки»[19] нам тоже рассказывали, но вкратце – все же это не наш профиль – из нас не диверсантов, а контрразведчиков готовили.

– Так на твоих погонах просветы тоже были васильковые?

– Формально – да, а по жизни всегда в штатском ходил.

– Ну, тогда за ЧК!

– Вздрогнули!

Эх, сейчас бы не вина, а водочки, только где ж ее взять…

– Значит, помнят нас в Союзе – это хорошо.

– Ну, не всех конечно, но Судоплатова, Медведева, Ботяна[20], а Ботян, кстати, жив был, когда я сюда того…

– Ну, тогда за них!

– За них! – выпили. – А Судоплатов потом пятнадцать лет отсидел как враг народа.

– Врешь! – Иван грохнул кулаком по столу.

– Если бы. Потом реабилитировали, ордена, звание вернули. Здоровье, правда, не смогли. Да, Союз тоже того… В девяносто первом, на пятнадцать осколков.

– Да что ж вы за чекисты такие, мать вашу, куда смотрели – такую страну просрали! – мой собеседник побагровел, лицо перекосилось. – А я-то здесь каждое седьмое ноября отмечаю – оказывается, зря!

– Ну что ты на меня кричишь? – я тоже повысил голос. – Я тогда майором был, старшим опером. Много от меня зависело? Агентуру свою прикрыл, и то слава богу. Я так думаю, что спецслужбы не способны бороться с предательством руководителя страны. А у нас именно это и произошло. В последний момент несколько человек попыталось спасти страну силовыми методами, но им решительности не хватило, замараться, видите ли, побоялись. А то, что потом во внутренних конфликтах десятки тысяч погибли, – так это не они же виноваты. А потом собрались на даче три коммуниста-руководителя России, Украины и Белоруссии, нажрались, как свиньи. Первый россиянин ночью вышел на балкон, поссал на природу и перед лесом речь на час толкнул. А утром с бодуна встали и подписали то, что их помощники ночью состряпали. И все, нет страны[21].

– А что же вы?