– Да, господин виконт. Я пришел к вам, как к единственному знакомому врачу, которому могу довериться.
– Вы больны? Надеюсь, не дурной болезнью? – с искренней озабоченностью спросил виконт.
– Я, слава богу, здоров. Помощь нужна моему знакомому, у которого обезображено лицо. Можете ли вы помочь? Или порекомендовать кого-либо?
Транкавель взял паузу, при этом став похожим на компьютер, работающий в турборежиме. Затем ответил:
– Видите ли, дорогой барон. В мире магии очень мало невозможных вещей, вопрос в цене – в самых обычных золотых и серебряных монетах. Понимаете, в нашей стране все врачи заинтересованы в оплате своих услуг и очень косо смотрят на коллег, работающих бесплатно. При этом, становясь врачами, мы связываем себя заклятием, которое помимо нашей воли сообщает коллегам, какие услуги мы оказываем и сколько за это получаем. Единственное исключение, пожалуй, – замена, и то потому, что является заклятием не лечащим, а убивающим. Та услуга, о которой вы просите, стоит дорого, очень дорого. Помочь могу и готов я, но можете обратиться к любому моему коллеге. Поверьте, все они назовут одну сумму. Насколько повреждено лицо этого несчастного?
– Лица вообще нет. Оно сплошь состоит из шрамов, нос сломан настолько, что стал плоским, как у сифилитика. В то же время глаза, губы, зубы и лицевые кости кажутся целыми, хотя про лицевые кости точно не скажу – мог и не увидеть переломов.
– Господи, – виконт резко встал со стула – кто же его так?
– Не его, а ее. Не хочу сейчас вдаваться в подробности. Поверьте, вы все узнаете, но, пожалуйста, не сейчас – это действительно длинная история. Сейчас просто скажите – сколько будет стоить лечение?
– Полторы тысячи экю, – сказал Транкавель и выжидающе посмотрел на меня.
Думал, я от этой суммы в обморок хлопнусь? А вот фигушки. Скромная жизнь, собственные заработки, деньги барона де Безье и графа Амьенского превратили меня в достаточно состоятельного человека. Так что все в порядке, Марте еще и на жизнь останется.
– Чек военного банка примете?
На лице виконта явно отразилось разочарование. На крючок меня хотел подсадить? Смешно – я ему и так на всю жизнь должен. Или он так не считает? С барона наверняка не три копейки слупил. Но проблемы индейцев шерифа не волнуют. Хотел сделку – получи.
– Разумеется.
Я достал чековую книжку и тут же выписал чек на тысячу шестьсот экю.
– Ваша милость, вот чек, и у меня просьба: сто экю передайте этой женщине и поручите кому-нибудь найти ей жилье на время выздоровления. На обратном пути я хотел бы ее увидеть. Я не слишком наглею?
– Наглый клиссонец – это тавтология, так что не волнуйтесь. Конечно, я помогу. А поселится она в этом доме, поверьте – здесь достаточно свободных комнат. До вашего возвращения она в любом случае будет нуждаться во врачебном присмотре.
– Они, господин виконт, они. У нее грудной ребенок.
– О, кажется, я буду ждать вашего возвращения с двойным нетерпением.
– Обещаю прийти сразу по возвращении. А сейчас разрешите откланяться.
– До встречи, друг мой. Желаю вам воинской удачи и помните – в этом доме вас всегда ждут. А своей знакомой передайте, пусть на воротах представится…
– Мартой. Мартой ван Ставеле. У нее очень простое имя. До свидания, господин виконт.
Что же, одно дело сделано. Осталось второе, но главное – вытащить Марту и моего… МОЕГО! ребенка. Порву мерзавцев, как Тузик грелку! Да я их всех…
К этому времени власти страны уже поняли опасность проституции для нравственного и физического здоровья нации, были изданы королевские эдикты о запрете публичных домов, но верткие бандерши сумели найти покровителей, кормившихся с этих клоак.
Я не ханжа и не святой, но в то время в стране свирепствовала эпидемия сифилиса, уносившая здоровье и жизни людей не хуже чумы. Просто не так быстро. Никаких презервативов и антибиотиков не было и в помине. Клиенты заражали проституток, те – других клиентов, те своих жен, а больные женщины рожали искалеченных страшной болезнью детей. Можно с умным видом бывалого общечеловека говорить о ханжестве попов, но именно церковь, настойчиво проповедуя евангельские ценности оглушенной страстями пастве, через плевки в спину, через презрение «демократического света», обеспечивает здоровье и в конечном счете само существование общества.
К сожалению, армия готовилась к боевым действиям, и публичные дома были выгодны, поскольку позволяли снимать напряжение, часто возникающее среди военных, большинство из которых все равно долго не проживет. Поэтому бордели в тот момент пользовались негласным покровительством командования.
Вот с такими бодрыми мыслями я и подошел к шикарному двухэтажному дому, в котором более пристало жить приличной семье, чем ходячим рассадникам сифилиса. На крыльце, на свою беду, торчали двое неразумных с дубинками в руках. Один из них встал перед дверью и уперся ладонью в мою грудь.
– Это заведение для солидных людей. Молокососов пускать не велено.
Я из последних сил попытался быть вежливым.
– Господа, прошу вас пригласить хозяина заведения.
Не помогло.