— Что ж, подготовьте соответствующие документы. Я с удовольствием поддержу это представление.
Аудиенция закончилась.
— Молодец, Сашка, — одобрил Грязнов, когда они вернулись в кабинет Меркулова и закурили, переваривая результаты встречи с генеральным прокурором. — Серега Воронин нам действительно здорово помог. А не забудет ваш шеф? По-моему, он из тех, про кого писатель Лесков сказал: «Русский человек дает обещания по расположению, а выполняет по обстоятельствам».
— Я ему напомню, — пообещал Меркулов.
— Славка, когда ты успеваешь читать? — изумился Турецкий. — Да кого — Лескова!
— Я не успеваю, — признался Грязнов. — Попалась случайно книга «Умные мысли». Из нее я и черпаю. Время от времени. Какое решение, по-вашему, примет генеральный по делу о «Норильском никеле»? — спросил он у Меркулова.
Тот лишь пожал плечами.
— Поживем — узнаем... Тебя гложут какие-то сомнения? — обратился он к Турецкому, заметив, что тот хмурится.
— Есть немного, — признался Турецкий. — У нас имеются еще две копии дела о «Норильском никеле». Одна остается в архивах «Глории», а вторую... Вторую я хотел бы отдать Дорофееву.
— Как — отдать? — не понял Грязнов. — Когда?
— Может быть, даже сегодня.
— Опупел? — поинтересовался Грязнов. — Он же немедленно свалит. И черта его потом найдешь. Это у тебя от нервных перегрузок. Попей пивка, выспись как следует — и пройдет. Все, господа, я исчез — до отпуска мне, к сожалению, еще далеко.
И полковник Грязнов покинул кабинет Меркулова.
— Ты тоже считаешь, что я опупел? — спросил Турецкий.
Костя ответил не сразу.
— Почему у тебя родилась такая мысль — отдать Дорофееву? — спросил он.
— Интуиция, — признался Турецкий. — Внутренний голос.
— Отчетливый?
— Не очень.
— Тогда подумай. А надумаешь... Внутренний голос — он иногда подсказывает ценные идеи.
— А если Дорофеев действительно свалит?
Меркулов улыбнулся и совершенно неожиданно для Турецкого заключил:
— Возможно, Саша, что это был бы самый оптимальный выход.
— Для кого? — не понял Турецкий.
— Для всех...
В прохладном кабинете директора «Глории» томился Денис, ожидая возвращения Турецкого. Когда тот появился, Денис жадно выслушал рассказ о встрече с генеральным прокурором и был явно разочарован.
— Что там думать-то? Дело ведь ясное. Будь я генеральным прокурором, — и минуты бы думать не стал.
— Вот поэтому генеральным прокурором ты никогда и не будешь, — ответил Турецкий.
— Да не очень-то и стремлюсь, — отмахнулся Денис. — Дядя Саша, я на вас обижен. Почему вы не рассказали, что ваш «жигуль» взорвали?
— А ты-то откуда знаешь?
— Ваша жена сказала. А дядя Слава подтвердил. А мне вы и словом не обмолвились.
— Ну, сказал бы. И что? Приехал бы тушить?
Так пожарники все равно раньше успели.
— Как вам самому-то удалось выскочить?
— Высокая прыгучесть, друг мой. Спортом нужно в юности заниматься, а не по бабам бегать.
— Вы занимались?
— Честно сказать — не очень, — признался Турецкий. — Может быть, лишь в институте.
— Ладно. Как бы там ни было, а дело мы сделали, — подвел итог Денис. — Вот ваш гонорар, — он протянул Турецкому плотный конверт.
Турецкий заглянул внутрь. Там зеленели стодолларовые купюры.
— А не слишком ли много ты мне отсыпал?
— Как договорились. По сотне в день. Плюс тридцать процентов премии. Как всем моим кадрам. И мне в их числе. Я считаю, что мы их честно отработали. Не поехать ли нам куда-нибудь пообедать по этому поводу? В ресторан Домжура, например?
— Только не в Домжур, — запротестовал Турецкий. — Боюсь, у меня исчезнет там аппетит.
— Тогда в «Узбекистан», — предложил Денис.
— Это можно, — согласился Турецкий. —
Только мы прихватим с собой одного человека.
— Кого?
— Увидишь. Тебе интересно будет с ним познакомиться. Тем более что мы должны ему передать кое-какие документы.
Он достал из сейфа оригиналы буровых журналов и объяснительную записку Смирнова.
В кабинет начальника конторы Норильскснаба они отправились вдвоем. По привычке Турецкий задержался возле стола с газетами. На нем лежал вчерашний номер «Заполярной правды», его еще даже не успели подшить. На первой полосе бросался в глаза жирный заголовок, набранный, судя по всему, самым крупным шрифтом, какой только был в типографии. Он гласил: «Мужики! Что происходит?!»
Под ним был короткий текст — телеграмма «Интерфакса» о буме на Московской товарной бирже.
При виде Турецкого Никольский вскочил и заулыбался во все свои тридцать два металлических зуба.
— Александр Борисович! Дорогой! Мне все телефоны из Норильска оборвали: кто такой Б. Александров, откуда у него эти документы? Почему вы прикрылись псевдонимом?
— Скромность украшает российского журналиста.
— К черту скромность! Вы даже представить себе не можете, что вы совершили! Вам памятник в Норильске нужно поставить!
— Не мне, — возразил Турецкий. — Если речь зашла о памятнике, я поставил бы его Гармашу.
Никольский подумал и согласился:
— Это был бы очень хороший памятник.
Может быть, самый лучший в мире.
— У вас оказии в Норильск часто бывают? — спросил Турецкий.
— Практически каждый день.
Турецкий передал Никольскому буровые журналы и пояснительную записку Смирнова.