Выбор Проклятого

Проклятый дрожал как осиновый лист на ветру, и постепенно переставал ощущать конечности, а может ему так казалось? Обхватив себя руками, и пританцовывая, он еще раз попытался осмотреться. Ничего. Спасительный проход не открывался, и чтобы хоть что-то делать, он решил добраться до деревьев. Может там удастся забраться под какие-нибудь листья, или найти нору, да что угодно где можно согреться. Умом он понимал, что ничего не найдет, но продолжал упорно переставлять ноги, несмотря на то, что практически с головой провалился в снег. Где-то далеко — далеко витала мысль, что он странник, а значит должен умереть в движении.

Возможно Проклятый надеялся на свою удачу, или на неожиданный появившийся переход в спасительную темноту и тепло загадочного коридора?

Он не сразу понял, что за шум раздался слева и сверху. Видимо уже начал замерзать, так и не видя никакого туннеля, ни со светом, ни без него. Но затем раздался какой-то треск, который вернул Михаила на грешную землю.

— Погоди Настюха, я быстро, — донесся до Проклятого женский голос, как ему показалось, с характерными пьяными интонациями, а затем раздался глухой удар.

Миша развернулся в направлении шума. Прямо перед ним, возникла черная стена, с торчащими из ее верха цветными предметами. Измученный холодом Проклятый не сразу понял что это? А это была сумка, которую хозяйка бросила на снег. Чуть дальше присаживалась исполинская фигура, и слегка оживший Миша догадался, что сейчас произойдет.

Значит у него не так много времени, и он со всех ног бросился к сумке. Сколько времени хозяйка будет занята своими физиологическими потребностями? Десять секунд? Двадцать?

Появившийся шанс на спасение словно приделал ему крылья. Еще с полминуты назад Мишка думал, что не сможет сделать и двадцати шагов из-за потери чувствительности в ногах, но теперь бежал так, словно собирался поставить рекорд в беге с препятствиями на короткие дистанции.

Сейчас он не задумался о том, что его могут заметить. Более того, если незнакомка завершит свои дела до того, как он окажется внутри спасительной сумки, то будет кричать, вопить, и махать руками в надежде, что барышня обратит внимание на такую диковинку. Несмотря на периодически посещающие его мысли о самоубийстве, именно сейчас Проклятый понял, как он хочет жить.

Вдали раздалось журчание, и Миша постарался не думать об источнике этого звука. Он бы предпочел, чтобы этот звук длился как можно дольше. Заветная цель была довольно близко, но в тоже время далеко, потому как бежать, проваливаясь в снег, было сложно. Ноги не хотели слушаться, поэтому все происходило как в кошмарном сне, когда надо спешить, но движешься, словно в замедленном кадре с каждым шагом преодолевая дикое сопротивление.

Потом, вспоминая этот эпизод, Миша так и не смог вспомнить все то, что произошло с ним, на пути в сумку. Его память сохранила лишь обрывочные воспоминания, а цельная картинка так и не восстановилась из этих раздробленных кусков.

Вот он спотыкается в полуметре от сумки, но удерживается на слабеющих ногах. Вот отмечает, что сумка расстегнута, а торчащий предмет, увиденный им сразу, это краешек пакета с чипсами. Вот он понимает, что журчащего звука уже нет, а значит надо спешить. Вот он хватается руками за край сумки, стараясь подтянуться, а замерзшие мышцы уверяют хозяина, что это невозможно.

А следующее, что он смог вспомнить, была перчатка. Он не был уверен в этом до конца, в сумке было темно, но когда он, дрожа от холода, заползал поглубже и пытался найти хоть что-то теплое, то оказался в каком-то узком, выложенным мехом тоннеле. Уже там, сжавшись в комок начал дышать на потерявшие чувствительность ладони.

Умом Миша понимал, если это перчатка, то он в опасности. В любой момент хозяйка может надеть ее на руку, и он превратится в кровавый фарш, но покинуть теплое место Проклятый просто не мог. Адреналин схлынул и начался отходняк. Мишу трясло как в лихорадке, и при одной мысли о смене места дислокации ему становилось дурно.

Снова повезло. Некоторое время ничего не происходило, а затем он почувствовал ускорение, и через пару секунд звук застегиваемой молнии. Откуда-то издалека донеслись голоса и смешки, но он не смог разобрать ни слова, все заглушало клацанье своих зубов и гул в ушах.

— Полежу немного, согреюсь, и попробую перебраться куда-нибудь подальше, — пообещал он себе.

Но пообещать оказалось намного легче чем выполнить. Миша постепенно согревался, но вместе с этим пришла и боль, сильное покалывание во всем теле и жжение. Он сжимал зубы стараясь не кричать. Мало ли, вдруг хозяйка сумки услышит?

— Интересно, — пробормотал он, — насколько сильно я замерз? И спасет ли меня новая кровь от неприятных последствий?

Ответов на эти вопросы у него не было, и он никак не мог вспомнить, что грозит человеку при длительном воздействии холода. Помнил только, что ничего хорошего.

— Черт возьми! — хохотнул он. — А ведь Ирка была права. Будь я в одежде, насколько легче мне было бы сейчас?