Выбор пути

Уголовники не могут без своего окружения, без своих «корешей». Им надо вместе выпивать, вместе развлекаться. Хвастаться своими «подвигами» и строить планы на новые безобразия.

Опять же — а жену потиранить? Выместить на ней всю злобу своей тупой неудавшейся жизни? Как без этого жить?

В общем — никак они не могут оторваться от своего ареала обитания, и как следствие — обязательно попадаются, рано или поздно. Пройдет месяц, два… год — а все равно попадется. Даже просто случайно — за другое преступление. И тогда вылезут уже все художества. И так бывает всегда.

Я взял шапку, осмотрел ее изнутри, и с удовлетворением заметил на ней несколько человеческих волосов. Хорошо! Это — хорошо!

— Кто-нибудь кроме мужа эту шапку носил? — спросил я вроде как между делом, засовывая шапку в свою папку.

— Нет… это Костина — пожала плечами женщина, снова пряча глаза.

— Чего ты его выгораживаешь? — все-таки не выдержал я — И вообще, зачем с ним живешь?! Он же мразь! Самая настоящая мразь!

— А куда я пойду… — вздохнула женщина — кому я нужна? И жилья другого нет. А он найдет — прибьет. Дура была — замуж за него вышла. Теперь только терпеть — до самой моей смерти. Знать, судьба такая!

Она тихо заплакала, слезы текли по ее лицу — некогда милому, даже красивому, а теперь изможденному, как у заключенной Бухенвальда, и я невольно скрипнул зубами: ненавижу! Я ненавижу этих мразей! И понимаю бывшего хозяина моего дома, который ставил на них опыты. Вот и я поставлю опыт… может и получится! А если нет — время от времени буду посещать этот дом — все равно поймаю урода. Никуда он от меня не денется!

Дальше все пошло обыденно и нудно. Я дом за домом обошел соседей убиенной старушки, узнал, что они никого не видели и ничего не слышали, а потом пришла труповозка, в которую и загрузили несчастную убиенную бабку. Дом опечатали — Михална поставила свою печать на пластилине, слеплявшем ленту ограждения. Все, как обычно, и вообще ничего нового.

Гав Гавыч был сумрачен и бледен, ни на кого не смотрел, сидел с полуприкрытыми глазами и судорожно, тяжело дышал. Увидев меня хотел что-то сказать, но тут же поперхнулся и рот его закрылся — видимо даже малейшая попытка сказать гадость вызывает у него приступ тошноты. Хорошо я поработал! Очень и очень доволен результатом!

Опер мрачно сообщил, что он тоже поспрошал соседей — и само собой, никто ничего не видел. И что это точно висяк висяковый, и что мне и ему, оперу, похоже что отвесят хорошеньких плюх. Чем меня совершенно не удивил и абсолютно же и не расстроил.

Кстати сказать — может с неделю назад я бы еще и подосадовал на то, что могу зазря получить начальственный нагоняй — ведь хочется быть образцовым служакой, есть у меня такой инстинкт, вбитый еще в училище — быть лучшим! Быть первым! Но теперь мне было абсолютно наплевать. Да делайте что хотите! Теперь я другой. И жизнь у меня совсем другая. Какая — я пока не знаю. Но — другая.

Глава 6

— Хозяин, ты внатури крутой! — голос за плечом прозвучал настолько неожиданно, что я резко тормознул, и едва не впилился головой в лобовое стекло. У меня даже дыхание перехватило — какого черта?

— Вы что, со мной мотались?! — выпалил я, прекрасно зная ответ на свой вопрос — Какого черта?! Кто позволил?!

— А ты не запрещал, хозяин! — слегка загрустил Прошка и его поддержал Минька:

— Не запрещал! Прежний хозяин — когда брал нас с собой, а когда дома оставлял. Но всегда говорил, если запрещал. А ты не сказал!

— Я же сказал охранять дом!

— Ну… во-первых ты не сказал, кому именно дом охранять. (вкрадчиво) Имен-то не назвал! Во-вторых, чего его охранять? Стоял он триста лет, и еще постоит! Тем более что там Охрим сидит — его оттуда и вилами не выковыряешь! А кто полезет — эта злобная подпечная скотина знаешь чего ему устроит?

— Ха ха ха! — обрадовался Прошка — Помнишь, когда мы с хозяином в Тверь ездили? И в дом воры залезли? Ох, и забавно было! Приезжаем — а один на цепи сидит, как собака — голый весь, рычит, лает! Второго только кости нашли — он его в печке сжег! Говорит, что тот со страху помер, вот он его и сжег, чтобы не вонял. Только вот не верю, что когда в печке этот тип горел, он уже дохлым был! Живьем сжег, точно тебе говорю! Ты не смотри, что Охрим такой добренький, он знаешь какой может быть?! Ооо… только берегись! Особливо ежели дома родного касается! Его целостности! Ведь я как догадался, что домовой живьем спалил супостата — они ведь чего удумали, эти воры-то… обнести хозяина, а дом-то потом и сжечь! Вот представь, хозяин, что кто-то твою маму сжечь хочет — ты как это воспримешь?

— Плохо восприму — буркнул я, не желая вдаваться в подробности о моей маме, убитой неизвестным негодяем за жалкие копейки. Ни к чему этой нечисти знать лишнее, мои болевые точки. До сих пор у меня душа болит… эх, мама, мама! Мамочка моя… я бы за тебя весь мир в труху! Не уберег…