Выбор пути

— Да вы что, бабуля, ничего я вашему быку не сделал, это он у меня полкуртки почти съел, — Регган только что сделал очень большую ошибку, очень большую, я бы сказал огромную. Вместо того чтобы извиниться, он начал почти наезжать на бабку. К тому же, сколько бы он помоек не излазил, а аристократизм из него так и не выбили, поэтому он смотрел на деревенских немного свысока, с этаким превосходством.

— Я тебе не бабуля, щенок! — завопила бабка Вера, постепенно переходя на ультразвук. — Ты ишо и оговаривать Гаврюшу удумал! Ах ты ж, божечки, а ты откуда вылезла, подколодная?

Последний вопрос был адресован змее, которая никого не трогала, а выползла на тропинку, погреться на осеннем солнышке. Красивая такая змейка. Огненно рыжая с черными полосами, идущими поперек яркой шкурки. Шкура под солнцем блестела, а сама огневка нежилась под теплыми лучами заходящего солнца. Судя по ее поведению ей было безразлично все происходящее вокруг. Ни бабка Вера, ни Регган, ни пасущийся Гаврюша не мешали ей наслаждаться природой и думать о своих змеиных делах. Я даже проникся небольшой завистью к ней: вот бы так же развалиться где-нибудь на пляже, погреться на ярком солнце и не думать ни о чем, отпуская от себя все навалившиеся на меня проблемы.

Дальнейшее повергло в шок не только меня. Страшный и ужасный Регган Гволхмэй от имени которого многим жителям столичных городов нашего, чудом сохранившегося мира, становилось как минимум не по себе, уставился на бабку выпучив глаза так, что они у него реально заняли половину лица. А я-то наивный завидовал бедной змее. Как же я был не прав. А все потому, что бабка Вера, как и все деревенские ненавидела змей. Она их не просто ненавидела, но и боялась, прекрасно понимая, чем красивее змея, тем она более опасная. Вот только это был очень своеобразный страх, который можно было охарактеризовать фразой «Нет змеи, нет страха, нет проблем». Кроме того, с древних, еще домагических времен в деревнях царило поверье, в которое деревенские верили до сих пор. Гласило оно о том, что тому, кто убьет змею, спишется аж сорок грехов. Я не знаю, как сухонькая старушка, давно разменявшая свой восьмой десяток, смогла, особо не напрягаясь, выворотить этот дрын, бывший недавно молоденькой сосенкой, но она это сделала и, оглашая окрестности криком разъяренного берсерка, понеслась прямо на змею. Если змея и хотела уползти или хотя бы зашипеть, то сделать это она не успела, потому что первый же удар, похоже, перебил ей хребет. Затем бабка Вера принялась планомерно вбивать то, что осталось от змеи в тропинку, на которую неразумное создание выползло в такой неподходящий момент. Могу поклясться, судя по виду Гволхмэя, ему только что была нанесена глубочайшая моральная травма.

Покончив со змеей, бабка Вера заохала, схватилась за поясницу и отбросила в сторону дрын. В это время снова заревел Гаврюша, и она вспомнила, зачем собственно выползла из кустов. Грозно подняв костыль, она повернулась к Гволхмэю, который все понял правильно, и, выставив перед собой руки, принялся медленно отступать от разъяренной бабки.

— Я все понял, бабушка, поверьте, мне очень жаль, что так получилось. Я не хотел обижать вашего быка… — пятился-то он назад, вот только сзади стоял, пережевывая жвачку, Гаврюша, наблюдающий за экзекуцией с явным одобрением. Все-таки что-то от Беора в нем осталось.

Если бы Рег обернулся, то, возможно, дальнейшего можно было избежать, но он не оглянулся и спиной наткнулся на Гаврюшу. К счастью, наткнулся он все лишь на бок быка, а не прямо на огромные рога, которые мало того, что не обрезались, так, похоже, бабка их специально напильником затачивала, чтобы они архиострыми стали, не исключено, чтобы бедное безобидное животное смогло хоть чуточку себя защитить от таких вот «иродов и злыдней» как Регган.

Рефлексы были у Рега на высоте: стоило ему почувствовать за спиной потенциальную опасность, как в одной руке у него появился нож, а на ладони другой замерцали искры боевого заклинания.

На поляне воцарилась тишина. Эта тишина была такая плотная, что ее можно было потрогать. Неуютно стало не только мне. Флегматичный до этого бык перестал жевать и переводил стеклянный взгляд со своей хозяйки на Гволэмея и обратно. Когда напряжение достигло своей кульминационной точки, бык истошно замычал, что бабой Верой было принято знаком к началу боевых действий.