Выбор Пути

Калботони Нана хотела дать мне оплеуху, даже замахнулась. Но передумала. Может быть потому, что публики было мало: мы сидели в уголке вестибюля отеля Рэдиссон, в радиусе слышимости никого не было, да это как-то и не беспокоило чемпионку. Даже странно. Все-таки договорная партия — это не то, о чем толкуют на виду. Но другого случая просто не будет. Идти ко мне в номер? Для грузинской женщины это неприемлемо. Вот и поймала в вестибюле, когда я выходил погулять перед партией. Тут рядом парк, отчего ж не погулять?

— Вы не рыцарь, Чижик. Совсем не рыцарь! — с каким-то свистом сказала она. Не гневная ли астма начинается?

— Однозначно, калбатоно Нана. И не претендую, — и я пошел к выходу.

В Дортмунд я приехал без команды. Им всем учиться нужно, у них сессия, и вообще. Да и второй раз за полгода выезд в капстрану — не слишком ли, сказали мне. Нужно меру знать. Какая стране польза от таких поездок?

Это они намекали на то, что я, вместо того, чтобы нести выигранную за победу валюту в посольство, получая взамен чеки для «Березки», трачу её на себя и свою команду.

Только намекали, поскольку что ещё они могли? Да, я потратил деньги. Свои деньги. И что?

После демарша Спасского, когда он все призовые за матч с Фишером, а это около ста тысяч долларов, положил в западный банк на своё имя, мои пять тысяч марок или около того были пустяком. Кроме того, я поддержал газету австрийских коммунистов — и подпиской, и, того больше, шахматными материалами. И продолжаю поддерживать. «Фольксштимме» полностью разделяла политику КПСС, была в СССР на хорошем счету, и написанное редакцией благодарственное письмо в Спорткомитет (это я намекнул во время отвальной, где была допита вся оставшаяся у нас водка) оценили высоко: молодцы!

А всё-таки команду со мной выпускать не спешили. Понятно. Австрия — это страна нейтральная, а Федеративная Республика Германии — ударный кулак НАТО. Тут пять раз подумать нужно.

Достигнутые высоты становятся равнинами. Необходимо поднимать собственный авторитет. Победить в одном турнире, это, конечно, хорошо, победить в двух гораздо лучше, а в трёх ещё лучше. Победить и укрепить рейтинг заодно. Тогда мне сделают ещё шаг навстречу. Сейчас для меня каждый победный турнир открывает горизонты. А турнир, сыгранный неважно, их закрывает. Захлопывает. Буду где-нибудь в серёдке — ну, и хватит Чижику за границу летать. Другим пусть уступит это право. Орлам и соколам.

И тут — оп-ля! Нана Георгиевна требует подарить ей партию. Ну, или хотя бы разделить. На худой конец.

Нет, будь это на финише, и будь у меня первое место в кармане, ничью можно было бы и подарить. По крайней мере, подумать об этом. Но не по требованию. Однозначно. В общем, перебьётся. Хотя я уверен, что по возвращении она будет жаловаться во все инстанции. Но этим в конечном итоге она уронит не меня, а себя. Над ней смеяться будут.

Но это потом.

Я гулял по парку, что находился совсем рядом с отелем. Вообще, турнир организован крайне компактно во всех смыслах: живем, столуемся и играем в «Рэдиссоне». Времени на разъезды нет. Одиннадцать туров за двенадцать дней. Единственный выходной. Если не доиграл партию, доигрываешь утром следующего дня. А в шестнадцать часов будь любезен играть следующую партию. То есть всё очень и очень напряженно. Времени на музеи, посещение достопримечательностей и ячеек компартии нет. Тем более, что нет и девочек, которые здорово организовали всё это в Вене.

Ничего. Непременно поедем осенью. В сентябре. Все на картошку, а мы куда-нибудь в Испанию. Там будет интересный турнир, в Испании. В сентябре. Но для того, чтобы меня испанцы пригласили, а наши отпустили, непременно нужно показать отличную игру.

Ну, и покажу.

Вот только подышу немецким воздухом.

Воздух был недурён — парк большой, деревья, кусты, трава. На траве валялись немчики, и поодиночке, и парочками, и целыми семьями. Загорали, читали газеты, просто наслаждались покоем. Конец мая выдался жарким. Сейчас, в начале четвёртого, зной сошёл, и народ потянуло на природу.

Я сидел, дышал — восемь вдохов в минуту, не больше, не меньше, — смотрел на немчиков и думал, что среди них ещё немало тех, кого призывали в сорок первом — сорок пятом. Может, и тех, кто воевал на нашей земле. Почти наверное.

Немцы войну проиграли, проиграли недавно, и тридцати лет не прошло. Проиграли вдрызг.

И что?

И ничего. Загорают, смеются, детишки бегают. Кругом благолепие. В гостинице все вежливые. Улыбаются даже. На турнир вот пригласили, на открытое первенство Германии. А что у них в головах — понять трудно. Действительно всё забыли? Вот так напрочь? Или перековались? Не считают себя больше сверхчеловеками? А кем считают?

Коммунистическую партию Германии опять запретили. В шестьдесят восьмом. Коммунисты тут же организовали другую, Германскую коммунистическую партию. Вроде бы то же, да не то. Народ идти к коммунистам боится. Выгонят с волчьим билетом, и работу не найдешь. А без работы здесь не жизнь.

Без работы нигде не жизнь.

Ладно, немцы, они вне меня. А вот я, как я отношусь к ним? К этим немцам?