Выбор Шанур

— Пожелания удачи и гарантии успеха от Золотозубого. Он подкупил стишо. Более того — кто-то позаботился о документах, допустивших нас на эту станцию. В общем, ничего из происшедшего за последнее время не было случайным. — Пианфар откусила грязную заусеницу, пахнущую рыбой и человеческим потом, с отвращением выплюнула ее и сунула бумаги в стол. — Скажи Тирен и Герен, чтобы они поскорее избавились от груза. Отправь Шур им на помощь.

— Они должны выгрузить все?

Пианфар внимательно посмотрела на Хэрел: это был явно не тот вопрос, который она действительно хотела задать.

— Все. Пусть Мнезит заберет то, что мы привезли для него, а Сито продаст остальное и переведет деньги на наш счет.

— Они ограбят нас, капитан! На сто процентов ограбят! И потом — мы ведь обещали эту партию Уртуру. У нас выдался первый хороший рейс за год, и если мы сейчас упустим свой шанс…

— Проклятие, Хэрел, а что еще я могу сделать? Наступило смущенное молчание. Уши Хэрел легли вплотную к голове и снова упрямо выпрямились.

Итак, они собираются бежать. Они собираются отказаться от груза, который мог улучшить финансовое благополучие семьи Шанур. Они собираются довериться махенам… во второй раз. И впервые в жизни Хэрел Ара-ун дерзнула оспорить полученный приказ.

— Я пойду к себе и приму ванну, — вздохнула Пианфар.

— А как нам поступить с товаром, который мы уже успели заказать? — спросила Хэрел подавленным голосом.

— Предложите его Сито. А то, от чего он откажется, поместите на склад. Я думаю, что все утрясется и мы еще вернемся на Центральную.

Ни Пианфар, ни Хэрел не сомневались, что стишо просто-напросто конфискуют их товар при первой же возможности, однако ни у кого из них не хватило духу озвучить столь мрачную мысль. Пианфар поднялась и, пошатываясь от усталости, направилась к выходу. Ей хотелось вымыться, успокоиться и… и боги знают, чего еще. Наверное, юности и отсутствия сложных проблем.

А тем временем еще одна проблема требовала разрешения, причем немедленного, и Пианфар понимала, что не сможет заниматься ничем другим, пока не утрясет ее.

Она позвонила в дверь под номером десять, расположенную вниз по коридору от ее собственной каюты. Нет ответа. Снедаемая чувством вины, отравлявшей ее и без того измотанную душу, она позвонила опять.

— Ким!

Пианфар нажала кнопку вызова в третий раз, а в мозгу у нее уже рисовалась страшная картина — та самая, что мучила ее в течение всего нынешнего полета: вот сейчас она откроет дверь, войдет, обнаружит своего мужа лежащим на полу и поймет, что он все-таки сделал то, чего она так боялась все эти месяцы.

Его смерть устранила бы многие трудности — в том числе и главную причину недовольства хена. Пианфар это знала. И Ким это знал. И от этого ей было еще страшнее.

— Ким, черт тебя подери!

Дверь отворилась, и Ким, кутаясь в одеяло, выглянул наружу. Его грива была всклокочена — вероятно, он только что проснулся.

— Ты в порядке? — спросила Пианфар.

— Конечно. Все отлично. — Его грудь пересекали две свежие ссадины, а уши… Бедные Кимовы уши! Сколько труда стоило медикам на Гаоне привести их в нормальное состояние! А теперь они кровоточат, причем левое разорвано до основания. Впрочем, вряд ли на свете существовало что-нибудь, способное стереть красоту Кима без следа. — А ты?

— Слава богу. — Она вздохнула и, шагнув внутрь, быстро окинула комнату внимательным взглядом: в ней творился полнейший бардак, постельное белье на круглой кровати было испещрено маленькими красными пятнышками крови, просочившейся из царапин, а на столе валялись дискеты и грязная посуда. — Ты не должен бросать свои вещи где попало! — Последовала старая как мир корабельная лекция по безопасности, которую Ким всегда выслушивал с видом великомученика. — Боже, Ким… не делай этого!

— Извини, — сказал он просто и искренне — как и во все предыдущие разы.

Пианфар посмотрела на него и почувствовала старое влечение, отныне превратившееся для нее в одну сплошную боль. Отец ее сына и дочери, он проклял своих детей, объявив их безумцами. Когда-то он был главой клана Ман, но это длилось лишь до тех пор, пока сын не бросил ему вызов. Если бы не она, Ким умер бы на родине, как умирали все остальные самцы — и состарившиеся вожаки, и юнцы, не сумевшие завоевать место под солнцем. Молодые самцы, избежавшие гибели, были вынуждены скитаться и прятаться в Уединенных Жилищах, кормиться охотой, драться с соперниками и умирать, так и не дождавшись своей очереди на наследство. Улучшение расы… Самцы рождались уже на три четверти обреченными. Исключение составляли только избалованные и изнеженные отпрыски закрытых Кланов-Хранителей.

А Ким был так хорош! И ему, красивому, ясноглазому, надо было уйти от своих многочисленных сестер и жен в мир иной, и тогда все любили бы его за то, что он сделал на Гаоне, во время сражения с кифами, и вспоминали бы как о романтическом герое, с честью сыгравшем свою роль в пьесе о вечной трагедии самцов…