Тоска внезапной, непрошеной лавиной обрушилась на Верховную Ведунью. Она хотела напугать строптивицу, вытащить из нее информацию, но не убивать! По какой-то непонятной для самой Глэдис причине Адамаск была для нее…
Кем? Ведунья не могла сформулировать даже для самой себя. Но то, что странная, неконтролируемая девчонка была для Глэдис не просто одной из воспитанниц, старуха знала всегда.
После того как Верховная Ведунья ушла, Карл еще долго стоял у распахнутого окна, глядя, как внизу свирепствуют волны Северного океана, с грохотом разбивающиеся о скалы.
Он смотрел на волны и не мог понять, почему в тот момент, когда Ада выпрыгнула из окна, больше всего на свете ему хотелось броситься за ней, чтобы спасти.
Даже ценой собственной жизни.
Вопрос, так и оставшийся без ответа…
Весть о гибели девчонки из касты воинов довольно быстро облетела Руар. И застала врасплох Мэд. Шатера до последнего надеялась и верила, что сообразительной Аде все же удастся выбраться из всей этой заварухи живой. Но у судьбы, увы, оказались свои планы.
Нет, она не плакала — потому что просто не умела. Мэд разучилась реветь давным-давно, еще в младенчестве. Лежишь в люльке, рядом с другими, точно так же оторванными от родителей детьми, и плачешь, плачешь, плачешь, пока вдруг отчетливо не осознаешь — бесполезно. К тебе все равно никто не подойдет, не пожалеет… Ты никому не нужна. И тогда ты замолкаешь.
Навсегда.
Закрываешься внутри себя. Потому что так не больно.
Но Ада умудрилась пробить эту броню. Броню, которую шатера старательно возводила в душе годами — и правильно делала! Если бы она не позволила Адамаск стать близким ей человеком, то сейчас наверняка не было бы так нестерпимо больно.
Нет, Мэдлин не плакала. Она просто заторможенно сидела на краю все еще расправленной кровати подруги и тупо смотрела в одну точку. Пока вдруг отчетливо не осознала: Анигай! Вот кому сейчас по-настоящему должно быть плохо! Она, Мэд, потеряла подругу. Но он лишился куда большего — родной сестры.
Шатера нашла мальчишку в общей столовой. Наряду с другими воинами он ел и веселился, травя пошловатые байки, слушая мужские скабрезные анекдоты. Их взгляды пересеклись лишь на мгновение.
Мэд не увидела в глазах Анигая ни боли, ни сожаления. Он смирился. Забыл Аду, как проблемный сон. Освободился от сестры, за которую надо вечно переживать, подставляться. А подставлять свою шкуру под удар Анигай не любит. Что ж, похоже, Руар воспитал его правильно. Здесь действительно выживает лишь сильнейший, тот, кто ставит собственное благополучие превыше всего. Кто любит себя больше близких.
Жаль лишь, что Мэд, похоже, утратила способность мыслить так же, как Анигай. Иначе бы на душе у шатеры сейчас не выла стая раненых драгов. Не было бы так противно слышать смех Анигая, который с пугающей скоростью сумел вычеркнуть из памяти родную сестру.
Ада была лучшим, что случилось в жизни Мэдлин. Это Ада показала ей, что в жизни можно полагаться не только на себя, но и на близких людей. Что все-таки не всем на тебя плевать. Это Адамаск пришла на не слышный никому плач Мэд. И шатера, в отличие от Анигая, никогда этого не забудет.
Холодно. До дрожи. До озноба. Острые камни режут спину. С трудом открываю глаза. Не могу понять: жива или уже нет…
Звездное небо. Такое же холодное, как и мое насквозь мокрое, местами уже обледенелое алое платье.
Сначала я почти ничего не чувствую. А потом приходит боль.
Боль, раздирающая изнутри, а вместе с ней осознание — жива!
Собрав последние силы, с трудом приподнимаюсь на локтях. Левую руку почти не чувствую. В спину будто воткнули штырь, но… двигаться все же могу. Кожа местами содрана в кровь. Не спеша ощупываю себя: вроде переломов нет. Правда, каким чудом — не знаю. Упасть с такой высоты и не разбиться об острые скалы… Только сейчас понимаю: просто несказанно повезло, что я выпрыгнула из окна во время сильного прилива, иначе бы точно от меня осталось одно лишь воспоминание.
Оглядываюсь. Не могу понять, куда меня вынесло волной. Но это уже не Руар. Сумрачный лес? Скорее всего. Первая хвойная поросль начинается метрах в трех от меня.
И что теперь делать? Куда идти? Если мое ковыляние вообще можно назвать «идти». Все же должна признать, выживание после такого падения не входило в мои планы. Наивная, думала — отмучилась, а тут… Похоже, моя судьба никак не уймется. Недаром Акраба всегда говорила, что у меня поразительная живучесть. Сама диву даюсь, что выжила и на этот раз.
С неимоверным трудом поднимаюсь на ноги. Платье от воды и льда почти неподъемно, но и снять его нельзя. Сухой одежды-то нет. После пары неудачных попыток мне удается отломать от ближайшего дерева толстую ветку, на которую я могу опираться как на посох. Хотя толку от этого посоха… Босые ноги зябко ступают по покрытой вечерним инеем земле. Не замерзну насмерть, так сожрут драги в Сумрачном лесу. Даже дреда при себе нет — Карл, сволочь, отобрал еще в Аскорэоре.