Да, после этого решения её жизнь сильно изменилась. Вместо привычной мёртвой тишины душу заполонили ожившие забытые эмоции. Они кричали, визжали, бунтовали, ругались, страдали, истерили… жили.
Злость и обида на мужа.
Фанатичная любовь к старшим детям.
Панический страх потерять хотя бы одного из них.
Ненависть к гражданскому долгу.
А ещё тоска. Не проходящая, всепоглощающая… Тоска по младшему сыну.
Всё это выворачивало душу наизнанку. Она наверняка бы сошла с ума, но мужу не удалось организовать через межпланетный информационный канал визуальную связь с Эваном. Пусть и через голографический экран, но мать всё же могла хотя бы изредка общаться с сыном. Лишь это давало Анне Марии Илиандэлле силы жить дальше.
Радость и боль, — вот что испытывала женщина, видя, как вдали от неё растёт её мальчик. Как ребёнок превращается во взрослого мужчину. На чужой планете. Вдали от семьи. Один.
За последние годы в связи с укреплением перемирия женщина даже стала допускать мысль, что, возможно, когда-нибудь, ей всё-таки удастся обнять своего сынишку, но последний сеанс связи разрушил все её и без того хрупкие надежды.
Впервые за все эти годы Эван не вышел на связь.
Паника. Отчаяние. Боль. Злость на мужа. Впрочем, если бы только злость… Ненависть! Вот, что переполняло сердце и душу императрицы Альтаира.
Нервно меря шагами просторный кабинет мужа, женщина то и дело бросает взгляд на огромный голографический экран, висящий в центре комнаты. Супруг должен вот — вот выйти на связь.
Наконец, экран вспыхивает.
Усталые синие глаза. Точно такие же, как и у их младшего сына.
— Вы узнали, что с ним?
Пожалуй, только в этот момент до Анны Марии в полной мере доходит, как же всё-таки абсурдна её жизнь: она прожила с мужем под одной крышей четверть века, родила ему троих детей, и до сих пор… До сих пор обращается к нему на «Вы», как с чужим человеком. Впрочем, так оно и есть. За все годы династического брака они так и остались друг другу малознакомыми людьми, которые из-за постоянных разъездов мужа и «в живую»-то видятся не чаще чем раз в пару месяцев.
Молчание супруга служит красноречивее любого ответа.
— Где наш сын?
— Не знаю, — честно признаётся император, впервые в жизни не отваживаясь смотреть в глаза жене. — Их планолёт исчез с радоров над Сумрачным лесом. Поисковые отряды уже прочёсывают местность, но… Пока результатов нет.
Женщина закрывает лицо руками. Её плечи нервно вздрагивают.
— Илиандэлла, что с Вами? Почему Вы так взволнованы? — удивление императора можно понять — антиэмпатические инъекции обычно намертво блокируют столь резкую эмоциональную реакцию.
Императрица убирает ладони от лица, давая изумлённому мужу вдоволь насладиться её смеховой истерикой.
— Почему я так взволнована?! — женщину переполняет возмущение. — Да потому что моего сына возможно уже нет в живых! Но боюсь Вам, Ваше императорское величество, этого не понять!
Слова жены звучат, как пощечина. Никогда. Никогда Иоанн Альтаирский не видел свою супругу в таком состоянии.
— Вы не сделали сегодня инъекции? Я настоятельно рекомендую…
Но договорить императору не удаётся.
— Как же я ТЕБЯ ненавижу! — захлёбываясь от истерического смеха, выдаёт женщина, впервые переходя с мужем на «ты». — И да! Я перестала делать инъекции! Уже давно! Много лет назад! Потому что не хочу превратиться в такое же бездушное безэмоциональное существо, как ТЫ! Даже звери и те заботятся о своём потомстве!
Удивление, смятение, испуг — на лице Иоанна за несколько секунд сменяется целая гамма эмоций.
— Илиандэлла, Вы переходите грань дозволенного…
— Нет, мой дорогой! — императрица резко прекращает смеяться, ближе подходя к экрану. Её зелёные глаза пылают злобой и презрением. — Грань дозволенного уже давно перешёл ТЫ, отправив на Дарий нашего сына. Ты поставил интересы империи превыше собственно семьи. И я никогда! Слышишь?! Никогда ТЕБЕ это не прощу! Будь ты проклят, Иоаннн Альтаирский! Если ТЫ не вернёшь мне сына живым и невредимым, то останешься вдовцом! Я тебе это обещаю!
Эмоциональный монолог супруги заставляет Иоанна насторожиться, ибо он знает: жена никогда не бросает слов на ветер.
— Мне кажется, Вам всё же стоит сделать инъекцию.
Анна Мария Илиандэлла снова заходится истерическим смехом.
— А может, наоборот? Может, это тебе пора прекращать делать инъекции?! Вдруг в тебе проснётся хоть что-нибудь человеческое? Что ты за император, если не в состоянии позаботиться даже о собственной семье?!
— Илиандэлла! Думай, прежде чем говорить! — не выдерживает, взрывается Иоанн.
Слова жены задевают за живое. В этом сложно признаться, но супруга попала в цель. Она озвучила то, в чём боялся признаться себе он сам. Эта мысль уже посещала Иоанна, и не раз: как можно быть хорошим правителем, если ты не в состоянии сделать счастливой даже собственную семью?
Но неужели она и в правду думает, что ему безразличен их сын? За эти годы не было и дня, чтобы император не думал об Эване. Эта боль всегда в его сердце.
— Вы, правда, считаете, что мне всё равно на нашего сына?