Выбор шатеры

Осознав, что криками и нотациями меня не проймёшь, опекун устало садится в старое кожаное кресло напротив меня. Тяжело вздыхает. Я вижу, как отец Марк собирается с очередной порцией мыслей, подбирает доводы, аргументы. Неужели он не понимает: его слова ничего не изменят. Я не брошу Аду в беде.

— Ваше высочество…!

Признаться, я уже и отвык в Катаре от своего злополучного титула… Отец Марк упоминает его только, когда по-другому воздействовать на меня не получается.

— … неужели Вы не понимаете, что поставили сегодня под удар не только себя! Вы поставили под удар целую империю! Перемирие и так висит на волоске.

Ну вот. Так я и думал. В ход пошла «тяжелая артиллерия». Священник начал взывать к моему долгу перед подданными, который я и так с лихвой отдаю в Катаре вот уже третий год подряд.

— Какое отношение пожар в доме Акрабы имеет к перемирию?

— Прямое! — взрывается отец Марк. — Если хоть кто-то узнает о случившемся… Это станет последней каплей! Дэмонион только и ищет повод, чтобы разорвать перемирие и остаться при этом «чистеньким»! И сегодня вы собственноручно дали ему такую замечательную возможность! Вы хоть представляете, как подаст это происшествие император, если узнает о нём?! Альтаирский принц, младший сын императора Альтаира, который должен быть залогом и гарантом перемирия между империями, убил дарийского верноподданного! Свободного человека! И всё! Перемирию конец! — в голосе появляются обречённые нотки. — Как и Вашей жизни! Эван, неужели Вы не понимали всего этого, когда вступались за неё?!

Ну почему же… Как раз это я прекрасно понимал. Но возникни аналогичная ситуация повторно, я бы поступил точно так же…

— Я никого не убивал.

— Да какая разница?! — отец Марк из последних сил старается сохранить самообладание. — Убивал — не убивал! Вы были в доме в момент убийства. Вы помогли замести следы. Этого более чем достаточно, чтобы…

Священник встаёт с кресла. Подходит к окну. В комнате зависает напряжённое молчание. На самом деле прекрасно понимаю, что в словах отца Марка есть большая доля здравого смысла, но прошлого уже не вернёшь. Ничего не изменишь. Да я и не дал бы изменить.

— Вам надо срочно уехать из Катара, — слова священника звучат тихо и безапелляционно. — Я давно уже говорил, что Вам лучше жить в Адейре. Там будет комфортней, к тому же… В столице наши люди. Если перемирие внезапно рухнет, у нас будет хоть небольшой, но всё же шанс, вытащить вас с этой чёртовой планеты.

Да… Как должна была довести жизнь священника, чтобы он начал выражаться такими крепкими словечками.

— Я никуда не поеду. По крайней мере, без Ады.

Отец Марк бросает на меня уставший взгляд. Я понимаю, он пытается быть тактичным, насколько это вообще возможно, но его слова всё равно заставляют меня смутиться. Я и не подозревал, что он догадывается о моих истинных чувствах к Аде…

— Эван, я знаю, что эта маленькая дарийка значит для Вас, но поймите… Девочка, несмотря на всю эту нелицеприятную историю с кузнецом, ещё совсем ребёнок. Она даже не догадывается о ваших чувствах… И я абсолютно уверен, что, узнай Ада правду, это бы её не обрадовало. У вас нет совместного будущего. Вы принадлежите к разным расам, у вас разное положение в обществе. Альтаирец и дарийка! Это же… Вы не совместимы! Ни социально, ни физически. Я уже молчу про то, что вы сын своего отца, а она дочь своей матери. И с этим уже ничего нельзя поделать. Я понимаю, первая подростковая любовь она самая сильная, но… Но в вашем случае это заведомо обречённое чувство. Вам стоит найти в себе силы и забыть её. К тому же, извините за прямолинейность, но Вы для Ады всего лишь добрый друг.

— Им и останусь, — жёстко отрезаю я. — Меня вполне устраивает эта роль.

Священник, понимая, что меня не переубедить, опускает усталый взгляд.

— Это я виноват, — в голосе отца Марка звучит неподдельное раскаяние. — Мне надо было настоять, чтобы вы продолжали принимать антиэмпатическую вакцину здесь на Дарии. Тогда не было бы этих проблем. Препарат бы блокировал ваши эмоции. Я должен был прислушаться к рекомендациям вашего доктора.

О, да! Не было бы ни привязанности, ни дружбы, ни любви. В моей душе был бы полный эмоциональный штиль, который устаивал бы всех, кроме меня. К сожалению, я слишком хорошо знаком с этим штилем. Он царит в душе моего отца, который посчитал приемлемым отправить собственного ребёнка на враждебную планету в качестве залога перемирия. Конечно, долг перед государством куда важнее долга перед семьёй. О любви я уж и вообще молчу. И плевать, что в случае конца перемирия твоего младшего сына прилюдно убьют. Спасибо, но я лучше воздержусь от такой антиэмпатической вакцины. Может, я проживу и не долго. Но по крайней мере проЖИВУ!

— Эмоции мешают в принятии важных решений. Они делают вас морально уязвимыми, — отец часто повторял эту фразу, обосновывая нам с братьями необходимость принятия вакцины.

А ещё живыми — об этом отец почему-то забыл нам сказать.