Выбор (СИ)

Меня пугает тишина, чистота и пустота, которые встретили. В комнате тоже прибрано. Как будто кто-то ежедневно смахивает пыль, и этот «кто-то» точно не может быть отцом. Я принимаю самое просто решение: не показываться из собственной комнаты, скрывшись от всего мира. Моим пристанищем оказывается изголовье кровати, что упирается в угол стены. Туда я забиваюсь и не двигаюсь, включив только телефон, который выключила по пути, чтобы он утих и перестал получать бесконечное количество сообщений и звонков. И сейчас их только увеличилось, но я не читаю и не перезваниваю, даже не смотрю, кто звонил. Кто угодно: Алестер, Фил, Вики, Шон, Эйден, хотя, знают только двое, поэтому Алестер легко может одолжить телефон у любого человека, прикрыв просьбу глупостью.

Я не чувствую ни голода, ни жажды, ни холода, ни боли. Ничего. Я ощущаю себя неживой. Как будто всё забрали и оставили лишь пустую заготовку. Наверно, так даже лучше. Я устала от всего окружающего. Экран телефона загорается, на нём высвечивается незнакомый номер, но всё, что делаю — переворачиваю его лицевой стороной к постельному белью и сворачиваюсь вокруг подушки. Я не занимаю даже треть кровати, вжавшись в стену так плотно, насколько могу.

Приоткрываю глаза только тогда, когда за окном темно, снизу доносится пара голосов, один из них похож на яд. Он моментально проникает в кровь и парализует, словно был получен укус змеи. Ничто не способно сдвинуть меня с кровати, я не изменила положение, в котором провалилась в сон. Лишь на секунду поворачиваю экран телефона и смотрю время, которое добежало до одиннадцати, а количество пропущенных звонков и сообщений перевалило за трехзначное число. Этот факт всё равно не заставляет меня разблокировать экран и посмотреть. Вновь отодвигаю его в сторону и проглатываю слюну, чтобы хоть как-то побороться с засухой в горле. Только резкий женский вскрик провоцирует меня подскочить, но он тут же затихает и всё становится тихо, как было до этого. Те же приглушённые голоса, хотя я сразу слышу изменения в том, что принадлежит папе: он стал ядовитей, от чего начинает знобить. И вот я снова прячусь в темном укромном уголке своей комнаты. Обычно я выбирала шкаф, куда можно было забиться и спрятаться за одеждой, сейчас о моём присутствии в доме знаю только я сама. Вряд ли он заходит сюда и смотрит на рамки с фото, оплакивая и тоскуя по мне.

Новый крик, за которым следует звук разбитого стекла. Зажмуриваю глаза и крепче сжимаю подушку, закрыв уши ладонями. Но это не помогает. Я уже не та маленькая девочка, которая не услышит. На этот раз звучит только голос отца. Этот до ужаса и до боли знакомый тон. Я всегда знала, что за ним не последует ничего хорошего. Ещё один грохот, и вот я уже бегу вниз сломя голову, чтобы не оставлять неизвестного человека один на один с ним.

Две пары глаз обращаются ко мне. В одних царит ужас и страх, в других — чистейшая ярость и ничего более. Я узнаю в женщине себе. Именно так же выглядела я, когда вжималась в столешницу и боялась пошевелиться. Она не плачет, только смотрит на меня широко распахнутыми глазами, которые остекленели.

Уголки губ отца дёргаются в кривой усмешке.

— Он всё-таки выбросил тебя, как ненужную подстилку.

Тот оскал, что приобретает его улыбка, тоже знакома, но я смотрю только на женщину, которая тут же одёргивает рукава кофты. Слишком поздно. Я замечаю несколько синих отметин на её коже. Он нашёл мне замену. Теперь его унижения терпит кто-то другой. Смешно, что меня посетила мысль о том, что он оставил меня в покое. Вероятно, это на время, пока не сбежит моя замена.

— Уходите, — тихо говорю я, в упор смотря на неё, благодаря чему женщина замирает и даже её грудь перестаёт вздыматься и опускаться, как будто отсутствует дыхание.

Она не даёт никакой реакции, из-за чего приходится повторить ещё раз.

— Уходите, пожалуйста.

Эти слова только успевают слететь с губ, как горло сжимают пальцы отца. Тиски настолько сильные, что моментально начинаю задыхаться. Он смотрит на меня сверху-вниз, вскинув подбородок и скалясь, оголив зубы, конечно, зная, что я осталась той же, кто не способен дать отпор. И сейчас кажется, что он полностью прав. Я снова тот самый олень в свете фар.

— Слабачка, никогда не изменишься.

Гортанный рык, и в следующую секунду я отлетаю в сторону, вписываюсь затылком в дверной косяк. Ещё секунда, как чувствую тёплую жидкость, что сбегает по позвоночнику. Дотрагиваюсь до места, из-за которого увидела космос собственными глазами и рука дрожит, когда на пальцах остаётся кровь. Мне удалось уловить только резкий взвизг со стороны женщины, что закрыла рот двумя ладонями и ещё шире распахнула глаза. Она тоже смотрит на мою руку и видит то, что вижу я.